Далеко внизу в искрящейся золотом парковой части Сентрал-парк-саут завалился набок крошечный конь и увлек за собой карету. За ним рядком лежали другие кони и экипажи. Легковые машины и автобусы стоят, их окружает золотая пыль и черные крапинки.
Розмари плакала.
Если бы она поднялась сюда в пятницу вечером, когда впервые услышала призыв Энди… Если бы стыд не заглушил остальные чувства…
Она содрогнулась всем телом.
Глубоко вздохнула. Вытерла щеки тыльными сторонами ладоней.
Услышала за спиной его шаги.
— Я остаюсь с Энди, — сказала она.
— А я думал, ты умнее, — сказал Энди. Она повернулась к нему. Они посмотрели друг на друга.
— Уходи.
— Как? — спросила она. — Я ведь не заслужила даже вечную старость. Даже еще одного дня жизни.
— Уходи, — повторил Энди. — Поверь, так надо. Все будет хорошо.
— Хорошо? — Ее глаза наполнились слезами. — У меня все будет хорошо? Когда в целом мире все умрут, и ты умрешь, и я останусь с ним? Да ты обезумел от голода! Ты сумасшедший!
— Посмотри на меня, — сказал он. Она заглянула в тигриные глаза.
— На этот раз ты можешь мне поверить. Розмари вглядывалась в его лицо.
— В самом деле?
— Какая мне выгода лгать? — Энди улыбнулся.
Она тоже улыбнулась. Наклонилась к нему, погладила по щеке. Поднялась на цыпочках. Он наклонился. Они поцеловались в губы. Целомудренно.
Улыбнулись друг другу.
Он шагнул в сторону, протянул перевязанную руку в сторону Джо-сатаны, который во фраке и белом галстуке, с котелком в руках ждал у открытого медного цилиндра.
Розмари постояла секунду-другую и пошла — креп покачивается из стороны в сторону, высокие каблуки щелкают по скользкому черному полу.
Джо-сатана галантно пропустил ее в кабину из красной кожи и меди. Она повернулась и мельком увидела Энди, стоящего на фоне мерцания и облаков с поднятой рукой, затем Джо-сатана приблизился к ней вплотную, и за его спиной затворилась дверь лифта.
Они камнем полетели вниз.
Он надел ей на голову свой котелок, сдвинул его на затылок, распушил несколько локонов.
— Прелесть!
Розмари посмотрела на его белый галстук. Настоящий узел, никаких резинок с застежками.
— Как мы пройдем через газ?
— Об этом не беспокойся.
Он улыбался, а она посмотрела вверх, на красные буквы и цифры, мелькающие над его головой. 10, 9, 8… 1, — 1, — 2…
Кабина помчалась еще быстрее.
Стало жарко.
Розмари потела и смотрела на его галстук.
— Скорей бы избавиться от этого обезьяньего наряда, — сказал он. — Я имею в виду тот, что внутри. Я ведь его таскаю уже три проклятых года.
Он вонзил когти — когти! — в галстук и ворот сорочки, дернул, сорвал вместе с кожей шеи. Обнажилась черная с прозеленью чешуя; клочки материи и плоти полетели на медь и красную кожу.
Розмари посмотрела в адские глаза, на кривые белые рога.
— Ты же говорил, ада не будет.
— Розмари, деточка моя, — прохрипел он, срывая пиджак, рубашку, мясо с влажной черно-зеленой чешуи, — я лгал! Неужели ты этого еще не поняла? Извиваясь, к ее лицу потянулся огромный язык. Она закрыла глаза и закричала, а в следующий миг ее обхватили руки.
— Ро! Ро! — кричал он, держа ее, сжимая ее, целуя ее в лоб. — Все хорошо! Все хорошо! Хрипя, задыхаясь, она открыла глаза.
— Все хорошо, — твердил он. — Все хорошо, все хорошо…
Она вцепилась в свою пеструю пижамную рубашку, окинула диким взором залитую светом раннего утра комнату.
Увидела афиши из Парижа и Вероны, желтый полноформатный плакат со словом «Лютер» и красным кольцом у нижнего края.
И, хрипя, всхлипывая, хватая ртом воздух, упала на мужскую грудь.
— О, Ги! Это было ужасно! И все не кончалось!..
— О, моя бедная девочка. — Он прижал ее к себе и поцеловал в лоб.
— Совсем как наяву!
— Вот что бывает, когда читаешь на ночь «Дракулу»…
Она отстранилась на него и посмотрела на пол. Там лежала книжка в бумажной обложке.
— Брэм Стокер! — вскричала она. — Ну конечно! Пока она переводила дыхание, он сел на постели.
— Мы снимаем жилье в этом старом доме, а он называется Брэм! Брэмфорд! Сначала он стоял в центре города, потом — в Сентрал-парк-уэст, сначала он был черным, потом розовым, сначала с горгульями, потом без… Сначала это была «Дакота», только квартирную плату там брали…
— Ну разве не мило? — Он лег, зевнул, почесал под резинкой пестрых пижамных штанов.
Розмари повернулась и ударила его кулаком по плечу.
— А ты, подлый предатель! — воскликнула она. — Отдал меня шайке ведьм и колдунов!
— Выдумки! Выдумки! — Он со смехом поймал ее кулак.
— И у меня был ребенок от Сатаны!
— Ого! Если речь зашла о детях, то мне пора. Он слез с кровати и пошел в ванную, оставив дверь полуотворенной. Розмари подобралась на коленях к зеркалу в золоченой оправе, что висело на стене в изножье постели.
— О Господи! — Она погладила себя по груди, провела ладонями по щекам, схватилась за волосы — огненно-рыжие, — поцеловала их, посмотрела в глаза своему отражению, пощупала кожу вокруг глазных яблок, погладила щеки, горло, руки. — Мне было пятьдесят восемь! Правда, я выглядела чуть моложе, но мне было пятьдесят восемь! Чудовищно! Я походила на тетю Пэг!
— Разве она не милашка?
— Да, но все-таки… Пятьдесят восемь… — Розмари присвистнула. — До чего же здорово снова оказаться молодой! А ведь это было так реально! Все от и до! — Она села и нахмурилась. — Год тысяча девятьсот девяносто девятый. И в нем творится всякая чертовщина. Мы с сыном, как… Иисус и Мария… только совсем иначе…
Розмари тряхнула головой, снова встала на колени и пригляделась к своим щекам. Хорошенько пригляделась. Заметила крохотное пятнышко.
— Надо будет получше заботиться о коже…
— Хорошо, что я рано встал. Я решил съездить, попробоваться на роль в «Брысь, кошка!».
— В тысяча девятьсот девяносто девятом она будет хитом, — сказала Розмари, вглядываясь в свой левый глаз. — Воскресят.
— Ага, я расскажу — народ на уши встанет! Правда, здорово будет, если я приду и выдам: «Джентльмены, счастлив заявить, что вы сотворили шедевр. Моей чокнутой женушке сегодня ночью приснилось, что в тысяча девятьсот девяносто девятом ваша пьеска получит новую жизнь».
— С каких это пор я чокнутая? — Розмари смотрела в зеркало, приподнимала и опускала локон на виске.
— Ты что, забыла? Шоу-бизнес!
— У роликовых коньков все четыре колеса будут в один ряд, — проговорила она.
— Этой тайны я никому не выдам. Она хихикнула.
— А на Коламбус-Секл стоит большая золотая башня. — Розмари принялась рассматривать другую половину лица, сжимая локон двумя пальцами почти у самых корней волос. — Я там жила, когда была старая.
— А я где был?
— То ли в могиле, то ли прозябал в неизвестности.
— Один черт.
Эта шутка вызвала у нее улыбку.
— Пускай Эрни пострижет меня, что ли… Зазвонил телефон, Розмари нагнулась, нащупала на полу аппарат, подняла черную трубку:
— Алло?
— Алло, мой ангел! Извини, если разбудил.
— Хатч! — Розмари повалилась на спину и расправила провод. — Ты даже не представляешь, как я рада тебя слышать! У меня был самый жуткий сон в жизни, и в нем на тебя навела порчу дюжина чернокнижников.
— Сон в руку. Именно это я и чувствую — будто на мне порча. Вчера вечером я заложил за галстук и сейчас в теннисном клубе борюсь с похмельем. Здесь Джеральд Рейнольдс. Скажи-ка, вы с Ги еще не подыскали новую берлогу?
— Нет. И почти в отчаянии. В конце месяца надо съезжать, а к этому времени все будет занято, — Дитя мое, твое счастье, что на свете есть я. Помнишь, я тебе говорил об апартаментах Джеральда? С джунглями и попугаями? В «Дакоте»?