— Думаешь, не успеет? — с сомнением произнес лейтенант.
— Сто пудов. Мажемся на дичку баксов? Результат я у него потом узнаю.
— Давай тогда уж на полста, — протянул пятерню лейтенант.
«Рябуха» со свистом рассекала ночной воздух. Экипаж лихорадочно прощупывал взглядами пространство, с завистью отмечая сияющие огнями квартир жилые дома.
— Жалко, что никто так и не узнает, что мы спасли мир, — грустно произнес Антон.
— Но кое-кто все-таки знает, — обнадежила его Мария. — Например, я.
— Спасибо. — В голосе Антона зазвучали непривычно сентиментальные нотки.
— А ты напиши мемуары, — предложил Крюков.
— На фига? Все равно не поверят, — махнул рукой Антон. — Стой! — заорал он. — Вон справа по борту елки!
— А слева магазин. И, по-моему, он работает, — добавил Мерфи.
Крюков загнал «рябуху» прямо на развалины елочного базара. Хозяева сняли и увезли забор и прочие служебные атрибуты. Непроданные елки никто вывозить не собирался. Они лежали неразобранной кучей.
От жадности Крюков напихал елками полный багажник. Антон помогал ему их заталкивать. Тем временем вернулись Ирина и Мерфи с пакетами и бутылками.
— Грузимся, у нас семь минут! — предупредил Крюков.
— Успеем? — на сей раз усомнилась Мария.
— А может, все-таки двинем к Семену?
— Стыдись, малодушная! Тут через пустырь напрямик — три минуты.
Крюков дал газу, и «рябуха» рванула с места.
— В детстве и ранней молодости я сразу после боя курантов мчался к окну и высматривал раздолбаев, которых Новый год застиг посреди улицы. Иногда таковых не наблюдалось, а иногда случалось сразу по несколько человек…
Мотор заглох через полторы минуты, как раз посреди пустыря. Крюков выскочил из машины и принялся выкидывать елки из багажника. Остальные тоже не усидели и отправились ему помогать.
Когда багажник опустел, Крюков озадаченно почесал в затылке.
— И где же твоя канистра? — осторожно озвучила Ирина мучивший всех вопрос.
Крюков обреченно ощупывал запаску, словно канистра могла завалиться под нее. Кроме запаски, в багажнике ничего не было.
— А это что?
Мерфи нагнулся и отлепил от диска запасного колеса приклеенную скотчем бумажку.
— Баксы!
— Сто долларов!
— Что?
Крюков выхватил бумажку у него из рук и развернул. В тусклом свете лампочки на сгибе внутри мелкими буковками можно было разобрать слово «Взятка».
— ****ашка, сукин сын! Спер канистру!
Крюкова обступили и стали тормошить.
— Ладно, кончай нервничать! Праздник ведь!
— Первый раз встречаю Новый год на улице, — радостно сообщила Ирина.
— Действительно, в этом что-то есть, — уныло поддержал ее племянник. Он натыкал елки прямо в снег. — Жалко, игрушек нет.
Крюков включил радио. Мария лихорадочно чистила мандарины, предусмотрительный Мерфи доставал из пакета пластмассовые стаканы.
— Ура! — сказало радио. — Поздравляем вас с Новым годом, дорогие россияне!
— А меня? — спросил Мерфи.
— А ты чем лучше? И тебя тоже. — Крюков бабахнул шампанским, которое еще не успело как следует остыть. — С Новым годом! С новым счастьем!
— Ура! — зашумели все. — С Новым, двухтысячным!
— Как Новый год встретишь, так его и проведешь!
— Как новый век встретишь, так его и проведешь!
— Как новое тысячелетие встретишь…
— Ну что же, получается, что я теперь, всю тысячу лет, буду бешено счастлив!
— Не суетитесь, новый век только через год наступит, — возразила Ирина.
— Раздай мандарины, поручик Мерфи, — распорядился Крюков.
— Между прочим, меня зовут Роберт, — обратился к собравшимся Мерфи. — Можно просто Боб.
— Он и на Бобика откликается, — ввернул обиженный на весь свет, то есть на себя самого, Крюков.
— А вас как зовут? — спросила его Мария. — А то неудобно по фамилии.
— Меня зовут Крюков, — сказал Крюков.
— Нет, имя, — настаивала Мария.
— У него замечательное имя, но он его почему-то считает неприличным, — пояснила Ирина.
— Какое же? Акакий? Хераск? Фаллопий?
— Может Говней, Перебздей или Мудей какой-нибудь? — предположил Антон. — А что? Нормальные русские имена.
— Не угадали. У меня не русское имя, — сдался Крюков. — Когда меня привезли из роддома, отца срочно откомандировали в Восточную Германию, а мама заболела. В то время у нас проездом гостила папина старшая сестра. Она была инженером на каком-то ударном строительстве и приехала в Москву получать орден за перевыполнение очередной пятилетки. Она меня и оформила в духе тогдашних идей. Родители потом чуть в обморок не упали. Но было поздно. С тех пор она к нам больше не приезжала, не звонит и не пишет.