За окном тихо падал запоздавший в этом году первый снег…
Полковник Павлов вышел из вагнеровского дворца на улицу и заскрипел подошвами по свежему снежку. Нырнув в салон черного «ауди», скомандовал водителю:
— Давай молнией в Боженовский гарнизон. Поди, баня уже остыла, водку выжрали, а баб всех перетрахали, пока я тут с этими мудаками штаны просиживаю. А ведь жизнь дается только раз и прожить ее нужно так… Ох, е… твою мать, раз…ебай! Уволюсь на хер!
Водитель так резко рванул с места, что полковник едва не откусил себе язык. За всю дорогу он не разу не улыбнулся. Напротив, его лицо все больше мрачнело.
Он с раздражением следил за вихрем снежинок, разбивающихся о лобовое стекло, и верил, что если дождь к удаче, то снег, а тем более первый, и подавно.
В жизни генералу Павлову фатально не везло. По крайней мере, он сам так считал. Не успел он принять Отдельную штурмовую бригаду оперативного назначения ВДВ, в просторечье именуемую ОШБОНом, как ее вывели из состава КГБ, а затем и упразднили сам всесильный комитет.
Служить в армии полковник не собирался. Он занял высокий пост в президентской охране, но в схватке за мозговую кость проиграл главному президентскому телохранителю и снова был вынужден уйти. На сей раз недалеко — в только что созданное при ФСБ управление по разработке преступных группировок.
Чтобы возглавить его, он принялся откровенно, ва-банк, интриговать против своего начальника. Но бессовестный олигарх, на которого генерал Павлов сделал ставку и на чью помощь рассчитывал, не только устранил тогдашнего начальника Управления, но и ликвидировал всю опасную для него контору вместе с полковником Павловым.
Полковник Павлов вынужденно принял оскорбительную для себя предпенсионную должность командира потешной части — Боженовского хозполка Арбатского военного округа. Здесь и предстояло ему совершить свой подвиг, организовать последний «Фейерверк».
Одинокий шестиэтажный дом, некогда задуманный как «домик друзей» и построенный для президента и его свиты в Зимнем проезде, ныне пустовал. Из обитателей здесь осталось жить лишь двое — помощник президента Шнопак, недавно перебравшийся в престижный дом, и его всесильный патрон — незаменимый лейб-цирюльник, по-нынешнему президентский визажист, Марат Тоцкий.
Они сидели в новой квартире Шнопака, откуда недавно съехал бывший премьер. Причем отбыл он так стремительно, что забыл закрыть краны в ванной. Следы потопа и сейчас виднелись на вздувшемся паркете.
Помощник президента и парикмахер пили джин с тоником.
— Что скажешь? — уныло спросил Шнопак.
— Хватит ныть, противный, — грубо оборвал его Марат. — Это расследование не первое и не последнее. И я не затем сюда забрался, чтобы поднимать ручки и раздвигать ножки при первом же шухере.
— Но что мы завтра скажем президенту? — недоумевал Шнопак. — К тому же эфэсбэшники ходят за мной по пятам. Я это жопой чувствую.
— Жопой не чувствуют, а ощущают. Так гораздо приятнее, — отметил Марат. — Не бзди, дорогуша. Во-первых, я увижу президента раньше, чем ты, и уж тем более раньше, чем недоумки из ФСБ. И все ему объясню.
— Что ты объяснишь? — наседал Шнопак. — Рекламный проспект «Юнитела» ему покажешь? Будешь советовать президенту встретиться с Вагнером самому и за стаканом разобраться?
— Шнопак — дурак. Один-ноль в мою пользу. — Марат поднялся и добавил в стакан джина.
— Хватит трепаться! — обиделся Шнопак. — А как ты собираешься объяснить, что интересы и безопасность государства, все его, блин, секреты мы решили доверить заморской импортной фирме?
— Во-первых, не импортной, а совместной. Почти государственной монополии! — поднял палец Марат. — А во-вторых, все наши государственные секреты и так давно находятся в руках импортных фирм. Какая, по-твоему, видео- и телефонная аппаратура стоит в Кремле? В Думе? В «Белом доме»? Может быть, наша? Завода «Пролетарская связь»? Нет, противный мой друг! «Филипсы» там везде стоят да «сименсы». И все телевизионные и телефонные сети, соответственно, тоже их. Так чего нам бояться? Пусть эти контрики ежика голой жопой пугают!
— Если ежик увидит твою жопу, он умрет от инфаркта, — сказал Шнопак и залпом выпил свой стакан.
На ночные улицы тихо опускался снег. Черное небо было сплошь усеяно мелькающими белыми точками. В открытый ветровичок резко задувал ветер со свежим снежным запахом. Уличные фонари, казалось, горели особенно ярко. Хотелось стихов.
«Ну кто бы мог подумать? — негодовал Крюков. — Зима, вроде, только началась, и вдруг на тебе — снег. Как снег на голову».