Вернувшись после недолгого отсутствия под кровлю родного кооператива, Крюков из всего персонала обнаружил лишь отставного полковника Рудакова. Ас разведки был в дымину пьян. Недобитая бутылка «Гжелки» с рассекателем на горлышке торчала перед ним. Еще две, пустых, валялись под столом.
— А где хозяйка? — в недоумении протянул Крюков.
— Украли, — развел руками Рудаков. — Садись, выпьем! Слушай, Крюков, как тебя по имени? А то неудобняк какой-то…
— Ничего, я привык. За что пить будем? — Крюков взял в шкафу стакан для себя и придвинул стул.
— А хоть бы за Тараса Бульбу! Не возражаешь?
Выпили. Крюков и Тараса Бульбу уважал, и понимал, что толку от полковника он сейчас все равно не добьется. Он помог вконец обессиленному Рудакову добраться до дивана. Сам уснул на соседнем.
Крюкова разбудил телефонный звонок. Звонила Мария. Она рассказала о попытке самоубийства генерала Павлова. Крюков тут же выехал в больницу.
— На него можно посмотреть? — спросил Крюков.
— Идем, полюбуешься, — вздохнула Мария. — Легкой смерти не получилось. Пуля задела какой-то важный центр в мозгу. Он парализован. Может двигать только глазами.
Генерал лежал в отдельной палате. Он был совершенно неподвижен. Крюков обратил внимание на его вытаращенные глаза и подергивающийся край одеяла под рукой больного. Он откинул одеяло.
— Смотри! — Мария тоже это заметила. — По-моему, он хочет что-то сказать! Его палец!
Палец генерала, единственное, что еще двигалось, кроме глаз, выбивал судорожную дробь. Мария оказалась права. Крюков также уловил в стуке определенный ритм. Три коротких, три длинных, три коротких.
— Морзянка. Он же выбивает «SOS»! Я тебя понял, — четко выговорил Крюков.
— Ты и в азбуке Морзе разбираешься? — удивилась Мария.
— А как же? Я три года в КЮМ ходил заниматься — клуб юных моряков. Вот ты, поди, не знаешь, чем трюмсель от триселя отличается или оверштаг от оверкиля. А почему гальюн является украшением корабля? Тихо, слушай!..
Крюков внимательно прислушался и принялся диктовать:
— «Фейерверк» не фикция. Бонза гений. Перепрограммировал боевые части ракет. Они долетят и взорвутся. Не хочу. Хочу жить…
— Что он хочет сказать? — Мария ничего не могла понять из услышанной тарабарщины.
— Просто «Фейерверк» из средства для воплощения плана «Армагеддон» превратился в цель. Поздравляю с началом конца света, — ответил Крюков, чем озадачил ее еще больше. — Знаешь, съезди к Семену. Если генерал контачил с «Ипсилоном», на него в файлах могла быть заведена медицинская карточка. Галину ведь не просто так убили.
Крюков и Рудаков проводили очередное совещание в передвижном штабе — в салоне «рябухи».
— Антона видели в кафе «Нирвана», — сообщил Рудаков. — Там хакеры собираются. Потом он снова исчез. Почему он прячется — не понимаю.
— Я тоже. А мы не можем сами влезть в этот «Юнител»? — спросил Крюков.
— Как? Доступа к Малой пирамиде у нас нет. Ни кодов, ни паролей.
— А «золотой диск» Бонзы? Как я понял, игра «Армагеддон» является ключом к «Юнителу».
— Частью ключа. Игра заражена «Минуткой». Секунд десять уже съедено, осталось пятьдесят. За это время даже суперхакер не успеет ни в чем разобраться, — уныло продолжал Рудаков. — Знать бы, кто похитил Ирину и где ее искать?
И снова Крюкова прервал писк мобильника. Это был священник отец Николай.
— Со мной связались какие-то люди, — сказал священник. — Они заявляют, что Ирина у них, и хотят говорить с Крюковым.
— Я сейчас подъеду, — ответил Крюков и развернул «рябуху».
Перед храмом стояла наряженная елка. Возле нее был залит небольшой каток, где катались дети.
Крюков подождал отца Николая на улице. Совсем стемнело. На елке зажглись лампочки, народу на катке заметно прибавилось.
Наконец Крюков заметил выходящего из храма священника и подошел к нему.
— Что вы хотели сообщить о похитителях Ирины?
— Они связались со мной. Сказали, что знают номер вашего мобильника и будут ждать от вас звонка вот по этому номеру.
— Спасибо, святой отец. Вы нам очень помогли.
— Могу ли я быть полезным еще в чем-то?
Крюков подумал-подумал, да и рассказал священнику все, что знал о возможно предстоящем конце света.
— Что вы на это скажете, святой отец? — спросил он в конце рассказа.
— Господь не попустит этого, если мы будем делать то, что нам должно делать. Рождество и Новый год — время чудес. Так что будем ждать чуда. Обыкновенного чуда.