– По-моему, сегодня ты им владел куда как хорошо!
– Нет, Дити. Ты отвлекла его внимание, я напал с фланга. Эту схватку выиграла ты, не я и не папа. Хотя то, что сделал папа, было гораздо опаснее, чем то, что делал я.
– Мой капитан, не смей на себя наговаривать! Я не желаю это слышать!
Странные существа эти женщины, благослови Господь их нежные сердца: Дити назначила меня героем, и с этим ничего уже нельзя было поделать. Мне оставалось только постараться не слишком ее разочаровывать. Я отрезал себе кусочек яблочного пирога и поспешил сжевать его на ходу, пока я еще не дошел до гаража – есть что-либо в «морге» мне решительно не хотелось. «Рейнджер» лежал на спине, освобожденный от одежды, вспоротый от подбородка до паха и распластанный. Вокруг валялись многочисленные обрезки внутренностей. Запах стоял омерзительный.
Хильда все еще резала его: в левой руке у нее были щипцы для льда, в правой нож. Обе руки сплошь в зеленоватой слизи. Когда я подошел, она положила нож и взяла лезвие бритвы, не отводя глаз от объекта. На меня она взглянула только после того, как я заговорил.
– Много узнала, Шельма?
Она положила инструменты, вытерла руки полотенцем, тыльной стороной предплечья отвела волосы со лба.
– Зебби, ты просто не поверишь.
– Давай говори.
– Что ж… погляди-ка. – Она прикоснулась к правой ноге трупа и обратилась к трупу непосредственно: – Скажи мне, дорогая, зачем тебе этот суставчик?
Я присмотрелся: длинная, костлявая нога имела лишнее колено пониже обычного человеческого; оно изгибалось назад. Такие же сочленения имелись и на руках.
– Ты сказала «дорогая»?
– Я сказала «дорогая». Зебби, это чудище – либо самка, либо гермафродит. Полностью развитая матка, двурогая, как у кошки, по яичнику над каждым рогом. Но ниже есть нечто вроде яичек и какая-то штука, которая сошла бы за втягиваемый фаллос. То есть это девочка, но скорее всего в то же время и мальчик. При этом, хотя оно и двуполое, но не самооплодотворяющееся, устройство не позволяет. По-моему, эти твари могут работать и за папу, и за маму.
– По очереди? Или одновременно?
– А что, неплохо было бы, а? Нет, по соображениям механического характера я думаю, что они меняются ролями. Через десять минут или через десять лет, препарат судить не позволяет. Но дорого бы я дала, чтобы увидеть, как они это делают!
– Шельма, ты зациклилась на одной теме.
– Это главная тема. Что может быть главнее продолжения рода? Секс – самый яркий признак развитых форм жизни.
– А как же деньги и телевидение?
– Фи! Вся человеческая деятельность, включая научные исследования, есть либо брачные танцы и забота о молодняке, либо жалкая сублимация неудачников, обреченных природой на проигрыш в единственной игре, какая имеется в городе. Шельма свое дело знает: я сорок два года искала настоящего мужика, чтоб был по мне, и вот – нашла же! Раньше кого я только не соблазняла, а толку-то. Ты, по-моему, тоже доволен, а? Производитель бесстыжий. Если не доволен, смотри у меня: скажу Дити.
– Занимаю пятую позицию.
– Ну, тогда я четвертую [29]. Зебби, ты не представляешь, как я ненавижу этих монстров: они ставят под угрозу все мои планы. Коттедж в розах, дитя в колыбели, жаркое в духовке, я в домашнем платье, мой муж идет домой усталый, целый день шпынял первокурсников, а у меня для него уж и тапочки, и трубка, и сухой мартини. Райская жизнь! Все прочее суета и морок… Четыре полностью развитых молочных железы, но ни следа избыточного жира, как у всякой порядочной самки человека – кроме меня, к сожалению. Желудок двойной, кишечник ординарный. Сердце двухкамерное, кровь гонит, похоже, перистальтикой, а не пульсацией. Мозг я не исследовала, у нас тут нет такой пилы – но он, несомненно, развит не меньше нашего. Безусловно, гуманоид, до ужаса не человек. Не опрокинь эти бутылки, это образцы того, что у них вместо крови и лимфы.
– А это что?
– Шины, чтобы спрятать нечеловеческие сочленения. На лице, по-моему, пластическая хирургия, форма черепа замаскирована подкладками. Волосы ненастоящие, у этих гадов волос нет. Что-то вроде татуировки – а может быть, это тоже маскировка, только мне не удалось ее снять – благодаря ей открытые участки кожи выглядят, как у людей, а не сине-зелеными. Зеб, семь шансов против двух, что множество пропавших без вести людей послужило морскими свинками для разработки этого маскарада. Летит тарелка – цап! – и парочка очередных морских свинок разделывается на препараты у них в лаборатории.
– Летающих тарелок уже много лет никто не наблюдает.
– Поэтическая вольность, милый мой. Если у них есть эти искривители пространства-времени, они могут выскочить из ничего, утащить что хотят – или заменить настоящего человека на убедительную подделку – и исчезнуть мгновенно, как свет выключается.
– Этот долго не продержался бы. Рейнджерам полагается проходить медицинскую проверку.
– А может, его приготовили наскоро, только для нас. Хорошая подделка обманет кого угодно, ее отловишь разве что рентгеном, да она и рентген обманет, если рентгенолог сам из их числа… интересная идея, над ней стоило бы подумать. Зебби, мне нужно еще поработать. Тут столько нового, а времени так мало. Я ведь любитель, мне не сделать и десятой доли того, что мог бы сотворить с этой тушей настоящий специалист по сравнительной биологии.
– Могу я тебе чем-нибудь помочь? (Вообще-то я предпочел бы, чтобы здесь обошлись без меня.)
– Как тебе сказать…
– Мне все равно нечего делать, пока Джейк и Дити заканчивают собирать вещи. Так что давай помогу, скажи, что нужно.
– Дело пошло бы вдвое быстрее, если бы ты фотографировал. А то мне приходится всякий раз вытирать руки, чтобы взять фотоаппарат.
– Я в твоем распоряжении, Шельма. Говори, под каким углом, с какого расстояния и когда.
Хильда явно обрадовалась:
– Знаешь, Зебби, все-таки я тебя люблю, даром что ты выглядишь как горилла и ухмыляешься как идиот. Внутри у тебя душа херувима. Мне бы сейчас искупаться – как знать, когда в следующий раз представится возможность залезть в горячую ванну. Я все боюсь: вдруг Джейк объявит, что пора в дорогу, а я все еще режу это гнусное мясо.
– Режь спокойно, искупаешься. – Я взял фотокамеру, которой Джейк пользовался для фиксации своих экспериментов: «Поляроид Стерео-Инстаматик», с автоматической наводкой на резкость, автоматической установкой диафрагмы, автоматическим проявлением, идеальная камера для инженера или ученого, которому нужно протоколировать то, что он делает. Хильда трудилась в поте лица, я снимал.
– Шельма, тебе не страшно работать без перчаток? Вдруг подцепишь что-нибудь.
– Зебби, если бы эти твари умирали от наших микробов, они бы здесь не выжили. А они выживают. Значит, и нам их микробы скорее всего не причинят вреда. Принципиально иная биохимия.
Это звучало логично – но я хорошо помнил Закон Кеттеринга: «Логика есть не что иное, как организованный способ надежно впасть в заблуждение». Появилась Дити с тяжелым узлом.
– Ну вот, теперь все.
На ней не было ничего, кроме резиновых перчаток.
– Привет, милый. Тетя Хильда, я пришла помочь. Что нужно делать?
– Ничего не нужно, лапочка. Разве вот ты захочешь сменить Зебби.
Дити смотрела на труп и явно не испытывала воодушевления – ее сосочки совсем обвисли.
– Пойди искупайся, – велел я ей. – Пошла вон, говорят тебе!
– Что, от меня так плохо пахнет?
– От тебя пахнет чудесно, лапочка моя. Но Шельма совершенно правильно заметила, что нам, возможно, теперь не скоро представится случай помыться горячей водой с мылом. Я обещал ей, что мы не отправимся на Канопус, пока она не примет ванну. Так что иди скорей купайся, пока ванная свободна, а когда Хильда пойдет отмываться, ты мне поможешь грузить багаж.
29.
Пятая позиция в фехтовании: возврат из выпада – защита шпагой вверх; четвертая позиция: возврат из выпада – защита шпагой внутрь.