Бесшумно откинулась занавеска, и в комнату тихо вошел пожилой человек с седыми английскими усами. «Объект постоянно носит усы…» — мелькнула в голове Андрея Васильевича дурацкая фраза из читанного когда-то оперативного донесения об одном афганце.
— Генерал Навруз, — представился афганец. Сев напротив, он немного помолчал и сказал: — Давно я не видел вас, советских. А ведь было время, когда мы рука об руку работали. Я знал всех ваших послов, многих дипломатов в Кабуле, с вашим руководством — и министром обороны, и со службой безопасности, и со многими другими постоянно общался. Я тогда думал, что имею дело с друзьями. Вы нам действительно много помогали. А теперь? — Навруз досадливо поморщился. — Объясните вы мне, зачем вам понадобилось эту авантюру затевать? С чего вы решили, что ради наших коммунистов вам надо было в войну лезть? Они вам что, обещали социализм построить за одну пятилетку? Это в Афганистане-то? Мы уж сами как-нибудь промеж себя разобрались бы, что нам строить.
Навруз еще долго говорил об обидах, которые нанес афганцам Советский Союз, и завершил свой монолог словами:
— В общем, получилось, будто огромный человек ни с того ни с сего набросился на прохожего мальчишку и стал его избивать ногами. На его несчастье, мальчик-то с пистолетом оказался.
— Мы не будем с вами спорить, — сдержанно сказал Анвар. — Мы не за этим сюда приехали.
— Да я знаю, зачем вы здесь, — проворчал Навруз. — Я также помню, что наши люди говорили в прошлом году с вашим военным атташе в Исламабаде. Мы тогда сказали, что подумаем, как вопрос о пленных решать. Так вот, как вам уже сообщил Красный Крест, мы готовы показать трех пленных узбеков. Они тут, в соседней комнате. Можете поговорить с ними, но только в моем присутствии. Предупреждаю, что вы не должны уговаривать их вернуться домой, иначе встречу придется немедленно прервать. Кстати, даже если бы вы и попробовали, все равно у вас бы ничего не вышло. Обратно они не поедут, это точно, потому что сами не хотят.
— Мы не собираемся никого уговаривать. Узнаем просто, как они себя чувствуют, — покладисто сказал Анвар. — С другой стороны, дело не только в них. Есть еще и родители, которые ведь ни в чем не виноваты. Они, как только узнали, что их сыновья живы, чуть с ума от радости не сошли. Может быть, вы позволите им хотя бы краткую встречу с детьми, а там будь что будет? Если эти ребята домой не хотят, пусть они сами об этом своим отцам скажут.
— А вы хитрый! Думаете, что они отцов послушаются? Едва ли. Ну что же, пожалуйста, так даже нагляднее выйдет. Сейчас их приведут.
В комнату ввели троих молодых узбекских парней.
— Это Юсуф, это Карим, а это Фарид, — представил их Навруз. — Можете говорить.
Разговор не получился. Стройный, высокий Юсуф почти сразу перестал отвечать на вопросы Анвара, а начал с жаром говорить о том, что его и других заставили участвовать в ненужной им войне, убивать непонятно за что мирных людей, нести смерть и разрушение. Он никогда не вернется в страну, где правит КГБ, который велел ему убивать афганских братьев. Только здесь, у моджахедов, он смог стать настоящим мусульманином и посвятит теперь свою жизнь священному джихаду. Ему энергично поддакивал Карим, а Фарид, сидевший потупя глаза в пол, лишь иногда кивал головой в знак согласия, односложно повторяя: «Да, да! Так!» Юсуф наотрез отказался от встречи с отцом, резко ответив: «Нет, не надо, я не хочу! Зачем теперь?»
— Ну что, убедились? — сказал Навруз, проводив Андрея Васильевича и Анвара до машины. — А встречу с родителями, хочет того Юсуф или нет, мы все же проведем, чтобы внести окончательную ясность.
— Когда? — спросил Анвар.
— Мы вам сообщим. До свидания. — Навруз развернулся и ушел.
— Вот так-то, Андрюша, поговорили. Все же не будем вешать носа. Поедем в Красный Крест, там посоветуемся. Говорил мне Мартин, что они на днях переехали, новый адрес дал, а где это точно находится — убей Бог, не знаю. Вроде бы в районе университетского городка, а я там раньше никогда не бывал.
Анвар и Андрей Васильевич минут сорок петляли по улицам и закоулкам, пытаясь определиться по карте и расспрашивая прохожих, которые в лучшем случае честно признавались, что не знают, а в худшем начинали показывать в разные стороны. Иссякало терпение, миновало назначенное время встречи, да и «наружка», следовавшая по пятам, конечно, не могла не прийти в удивление и даже беспокойство по поводу этого загадочного кружения по городу.
— Все, потерялись! Что теперь делать? К тому же, не ровен час, эти, которые сзади, решат еще, что мы от них оторваться вздумали. Они тогда такой рапорт своему начальству накатают, что нас потом нипочем в Пешавар не пустят. Слушай, Андрей, подойди к ним, пусть они покажут, где этот треклятый Красный Крест находится.
Завидев приближающегося Андрея Васильевича, пакистанец в темных очках, до того мирно выпускавший сигаретный дым в окно автомобиля, начал нервно крутить ручку, торопясь поднять стекло. Андрей Васильевич постучал согнутым пальцем в затемненное окно, задал свой вопрос в приоткрывшуюся щель и стал ждать ответа, прислушиваясь к приглушенному, но энергичному обмену мнениями внутри машины.
— О’кей, следуйте за нами, — проговорил, высунувшись наружу, человек в темных очках.
Вскоре «наружка» и «Тойота» подъехали к небольшому дому, фасад которого украшала доска с надписью «Международный Красный Крест» и прикрепленная чуть ниже табличка: «Убедительная просьба к посетителям не входить на территорию миссии с оружием». «Наружка» тактично откатилась в сторону, откуда и продолжила наблюдение.
В помещении миссии Анвара и Андрея Васильевича встретил приветливый, безукоризненно одетый швейцарец Мартин, говоривший по-английски с чуть уловимым, но забавным акцентом. Он внимательно выслушал рассказ Анвара о встрече с узбеками, спокойно сказал: «Не стоит» — в ответ на благодарность Анвара за содействие и спросил, что собираются делать дальше советские друзья.
— Не думаю я, что из этой затеи с приездом родителей будет большой толк. Моджахеды ведь уверены, что все трое откажутся возвращаться. Потому-то Навруз так легко и согласился. Впрочем, попробовать можно. Что у меня нового? Есть кое-что. Недавно вернулась наша экспедиция из Бадахшана, так вот они видели там одного вашего.
— Пленный?
— Нет, — Мартин немного замялся. — Не пленный, а совсем даже наоборот. Он несколько лет назад бежал из своей части с оружием в руках, устроился у командира Масуда и служит теперь у него в личной охране. Афганцы прозвали его Исламуддин, а настоящее его имя Николай Николаевич… — Мартин назвал фамилию. — Он не очень-то разговорчивый, но нашим людям, пока они были у Масуда, удалось узнать у афганцев, что Исламуддин неоднократно принимал участие в боевых операциях против советских войск. О том, чтобы он вернулся, и речи быть не могло. Вот и все мои новости.
— С этим Николаем Николаевичем мне все ясно, — сказал Андрей Васильевич, попрощавшись с Мартином. — А вот узбеки? Как ты думаешь, хоть какая-то надежда есть?
— Аллах их знает! Юсуф точно не вернется — уж больно здорово они ему мозги промыли. Насчет Карима ничего не могу сказать. Может быть, разговор с отцом на него подействует. А вот Фарид… Ты обратил внимание, что он почти все время отмалчивался и Юсуфу не особенно поддакивал. Да и вид у него какой-то… грустный, что ли? Узнать бы, что у него на душе. Может быть, он и согласится. Посмотрим, в общем.
— Слушай, Анвар, ты можешь сказать по своему опыту, как моджахеды к нашим среднеазиатским пленным относятся? Наверное, все же не так, как к русским? Может быть, поэтому наши узбеки не так уж домой рвутся? Так?
— Не совсем так. Узбеку или таджику, вроде меня, действительно проще адаптироваться и найти общий язык с афганцами. Но дело-то не в этом. Пресловутый Николай Николаевич не узбек ведь, и начальник разведки Масуда, наш бывший подполковник, — тоже не таджик. Главное — какой человек. Вот тебе, пожалуйста, история одного таджика, как я ее слышал. Взяли его афганцы и, как водится, стали в свою веру обращать — в прямом и переносном смысле. Таджик оказался восприимчивый, Коран начал учить, во всем слушался, советскую власть ругал и так далее. В общем, вошел постепенно в доверие. Привезли его в Пешавар, пожил он там некоторое время, вел себя тихо-мирно, а потом в один прекрасный день, когда моджахеды зазевались, — шасть в автобус и в Исламабад! Поймал такси, попросил привезти в советское посольство, а пакистанец перепутал и доставил его прямо к МИДУ. К счастью, оттуда до посольства всего три километра, и парень успел на своих двоих добраться до нас, пока его моджахеды не хватились. Случилось это, если не ошибаюсь, в восемьдесят втором году. Да мало ли таких случаев было? Поэтому мы и будем работать до тех пор, пока есть пусть даже слабая надежда, что там, в Афганистане, остался хотя бы один наш человек, который хочет вернуться на родину. Ну что же, на сегодня у нас все. Сейчас заедем в китайский ресторан, пообедаем в счет представительского мероприятия, которое мы якобы устроили в честь Мартина, и покатим обратно в Исламабад.