— Андрей Васильевич! — сказал Антон. — Тут гонец от Моджаддеди дожидается, вон в углу сидит.
— А зачем он приехал?
— Говорит, что у него важное дело к нашему генералу.
— Интересно какое? Ладно, сейчас спросим.
Андрей Васильевич и Антон подошли к молодому моджахеду, который при их приближении поднялся со стула. Вежливо поздоровавшись, афганец объяснил, что Моджаддеди просил передать генералу свои сожаления в связи с тем, что Хекматияр и другие лидеры не откликнулись на его просьбу отпустить пленных. Сам он их экстремистский подход к России не разделяет и будь у него пленные, то давно бы их отдал. Впрочем, как ему только что сообщили, такой пленный у одного из его полевых командиров все же отыскался. Он, правда, не славянин, а туркмен, но если генерал согласится его взять, то за ним завтра утром можно было бы отправить вертолет в Афганистан и привезти в Лахор прямо к отлету самолета.
— Так что мне передать Моджаддеди? — заключил афганец.
— Подождите здесь, я сейчас переговорю с господином Ручкиным, — ответил Андрей Васильевич.
Генерал воспринял сообщение с немалой радостью.
— Хоть одного, пусть не русского, а туркмена, но привезем. Передай Моджаддеди, что самолет будет ждать, пока туркмена не доставят.
Проводив афганца к выходу и передав ему слова генерала, Андрей Васильевич снова поднялся наверх. Его внимание привлек какой-то невнятный шум и злые, раздраженные голоса, доносившиеся из боковой комнаты.
— Антон! Ты не знаешь, что там происходит?
— Да ничего особенного. Там, видите ли, пакистанцы сложили подарки на всю делегацию, а на каждый сверточек этикетку приклеили, чтобы не перепутать, кому какой подарок. Начальнику охраны показалось, что у него сверточек слишком маленький, так он свою этикеточку снял и на сверток побольше, который летописцу адресован, и переклеил, а его этикеточку, напротив, на свой подарок хотел поместить, да летописец застукал его за этим делом. Вот они и разбираются.
— Ну и свора! — передернуло Андрея Васильевича. — Скорей бы уж они ехали отсюда.
Андрей Васильевич маялся на аэродроме в томительном ожидании, с тоской думая о том, когда же все это кончится и генерал наконец-то улетит в Москву. Сколько еще ждать, пока туркмена привезут? Час-два, а то и больше? Пока вертолет сгоняют в Афганистан, пока прилетят обратно… Может быть, моджахеды еще захотят прощальную пресс-конференцию устроить для вящего эффекта?
Размышления Андрея Васильевича были прерваны топотом подбежавшего водителя посла.
— Эй, давай скорее в зал! Тебя посол зовет!
В зале ожидания на скамеечке рядом с послом сидел генерал. Посмотрев с досадой на подошедшего Андрея Васильевича, он раздраженно сказал:
— Объясни ты мне наконец, с кем из этих моджахедов можно дело иметь? Кто из них нормальный, а не экстремист, ну и так далее. Я здесь даром два дня потерял, а с кем из них говорить можно как с человеком, непонятно. С Моджаддеди, что ли?
«Здорово! — мелькнуло в голове у Андрея Васильевича. — Мы ведь ему перед визитом целый набор документов посылали об Афганистане и моджахедах, для его личного ознакомления. Не читал, значит».
— Так! Лидеров моджахедов и их партии можно условно поделить на…
— Нет, погоди, не торопись, мне же записать надо, — перебил Ручкин и стал сосредоточенно рыться в своем «дипломате». — Вот ведь, ни клочка чистого бумаги нет. И где только моего помощника черти носят? Ладно, и это сойдет. — Генерал достал старый почтовый конверт, положил его чистой обратной стороной вверх на крышку «дипломата» и уставился на Андрея Васильевича.
— Давай рассказывай, а я запишу.
Рассказывал Андрей Васильевич недолго. В зале вдруг усилился гул голосов и в дверях показались несколько оживленных моджахедов.
— Ну что, привезли туркмена?
— Привезли, привезли, он там снаружи в машине дожидается.
Пленный туркмен оказался маленьким, невзрачным человечком, который испуганно взирал на собравшуюся вокруг него небольшую толпу русских и моджахедов. Выслушав с непонимающим видом поздравления генерала с предстоящим возвращением на родину, он стал тихо и быстро объяснять что-то одному из моджахедов.
— Что он говорит? — поинтересовался Ручкин.
— Говорит, что возвращаться не хочет, — перевел Андрей Васильевич.
— Как так? Это почему?
— Да он говорит, что он не пленный никакой, а простой афганский туркмен и в армии у шурави никогда не служил. Его, дескать, взяли моджахеды прямо из родной деревни и привезли сюда. Он просит отвезти его обратно.
— Вот как запугали парня, — молвил генерал. — Ничего, это он со страху на себя наговаривает. Приедет домой, успокоится. В общем, сообщи экипажу, что сейчас улетаем. Хватит тут канитель разводить, в Москве разберемся.
Через три дня посол вызвал Андрея Васильевича к себе. Пригласив его сесть, посол положил на стол две газетные вырезки.
— Видели их?
— Позвольте, взгляну. Да, Виктор Иванович, видел.
— Замечательно, правда? — Посол взял вырезки и стал меланхолично читать вслух: — «Представитель генерала Ручкина, находившегося на днях с визитом в Пакистане, заявил в Москве, что переданный российской делегации под видом военнопленного туркмен таковым вовсе не является». Ну, и так далее… А вот что здесь пишут: «Лидер афганских моджахедов Моджаддеди решительно отвергает обвинение российского представителя по поводу подлинности туркменского пленного. Он считает, что такие заявления спровоцированы агентами КГБ, одним из которых, без сомнения, является и названный представитель генерала Ручкина. Цель этого выпада — не что иное, как стремление бросить тень на желание некоторых афганских партий проявить добрую волю в отношении руководства новой России». Что вы об этом думаете, Андрей?
— Н-да, дела. Вообще-то я ожидал чего-нибудь в этом роде. В Иране Ручкину пленных не дали, здесь тоже Хекматияр дешевый балаган со своим пленным затеял. Список своих военнопленных, как в Москве обещали, моджахеды генералу также не представили. Это понятно — они, во-первых, прекрасно знают, что никаких пленных у нас нет. Почему не указали имена тех своих, кто у Наджиба сидит, — тоже ясно. Им не для размена пленных комиссия нужна, а для того, чтобы втянуть нас в разговоры о судьбе Наджиба и нашей поддержке ему. Именно так они эту комиссию и замышляли. Это, во-первых. Генерал, конечно, огорчился. Ну вот Моджаддеди и прочувствовал момент и решил, так сказать, подсуетиться… Своих-то пленных у него никогда не было, он и приволок этого несчастного туркмена и Ручкину сдал в залог будущих добрых отношений. Так и вижу картинку — спит себе мирно туркменский человек под каким-нибудь урюком, как вдруг на него налетает банда орлов-моджахедов, сообщает, что он, оказывается, советский пленный и, невзирая на крики протеста, запихивает его в вертолет и везет сюда. Бедняга! Что теперь делать, я не знаю.
— А ничего не надо делать. Сами его освободили, пусть теперь сами с ним и разбираются. Да, кстати, я сегодня получил с оказией письмо из Кабула от своего знакомого в нашем посольстве. Знаете, что Ручкин сказал Наджибулле, когда он сразу после Исламабада прилетел в Кабул? «Сидел я против этих моджахедов, а сам думал: „Эх, сесть бы сейчас вместе с тобой в самолет и шарахнуть по ним!“»
И кому только он это рассказывал? Можно подумать, что Наджибу тут же не стало известно, как он моджахедам обещал власть в Кабуле отдать.
— Да еще и пел им, что они истинные представители афганского народа. С чего он это взял? Может быть, он решил, что бандит Хекматияр, который еще студентом в Кабульском университете плескал кислотой в лицо девушкам, если они появлялись не в исламской одежде, — это афганский народ? Да и вообще, кто его уполномочил давать авансы моджахедам?
— Никто. Он сам себя уполномочил — такие сейчас времена. И вообще, Андрей Васильевич, не кипятитесь. Скажите спасибо, что нас не разогнали на все четыре стороны. Хотя кто их знает? Что один из наших новых мидовских хозяев уже изрек, слышали? «Я всю эту шушеру из МИДа вон вымету!»
— Кто это — шушера? — не понял Андрей Васильевич.
Виктор Иванович как-то странно посмотрел на молодого коллегу, пожевал немного губами и сказал: