Чтобы замять неприятную тему, Андрей Васильевич спросил первое, что пришло ему в голову:
— В Кабул опять скоро поедете?
— Думайте, думайте, — продолжил Хамид о Наджибулле. — Он до сих пор в стране немалой популярностью пользуется, особенно после того, как народ немного при Раббани и Хекматияре пожил. В Афганистане ведь все возможно, так что думайте. А в Кабул я больше ни ногой, нельзя! Пробыл я там всего несколько дней, как меня служба безопасности Раббани взяла и отвезла к себе. Я уже со своими родными мысленно попрощался, потому что охранке в лапы попасть — это верная смерть! Зашел в комнату, куда меня посадили, какой-то человек и стал допрашивать. Говорит: «До нас дошла точная информация, что вы вместе с группой предателей готовите заговор против президента Раббани, и вы сейчас скажете нам…» Тут что-то как ударит громче грома! Я сознание потерял, а когда очнулся, смотрю — лежу на полу, весь в обломках кирпича и осколках стекол, человека этого нет, и полдома тоже нет. Ракета попала, оказывается! Я спустился во двор — пусто, ворота настежь, я и вышел, остановил машину и, не заезжая домой, велел скорее гнать в Пакистан. Так что теперь мне дорога в Кабул надолго закрыта. Знаете что? Давайте как-нибудь на днях созвонимся и поподробнее у меня дома поговорим. Идет? Тогда до скорой встречи.
Укрывшись за скалой, Манзур разглядывал неподвижно застывший в отдалении бронетранспортер, от которого вверх валили клубы густого черного дыма.
— Гранатомет, — лаконично пояснил стоявший рядом офицер пограничной стражи Аманулла. — Хотели подойти поближе, чтобы отвлечь его внимание, а он машину с первого выстрела подбил.
— Экипаж? — спросил Манзур.
— Все там остались, никто не выбрался. Это не считая еще троих убитых и пятерых раненых, — вздохнул Аманулла. — Башира просто так не возьмешь. Мы, как только узнали, что он появился здесь, сразу же стянули сюда два взвода полиции, но… С ходу взять его не смогли — он нас заметил и несколько человек из «Калашникова» положил. Он, как всегда, до зубов вооружен, а к дому, где он сидит, не подойти — место совершенно открытое. Я решил подвести бронетранспортер вплотную к забору с правой стороны, а наш инструктор по борьбе с терроризмом должен был в это время с другого угла дома проникнуть внутрь. Это у него получилось, однако его Башир быстро с крыши снял, а потом и бронетранспортер поджег. Я же не знал, что у него и гранатомет есть.
— Что собираетесь делать дальше? — спросил Манзур. — Смеркается, скоро ночь.
— Я уже вызвал из Ваха артиллерийский расчет с орудием — больше нам ничего не остается. С минуты на минуту должны быть здесь. Да, кстати, вот и они. — Аманулла показал на приближающийся грузовик с орудием.
— Хорошо, — сказал Манзур. — Все же я попробую с ним поговорить.
— Попробуйте, только не высовывайтесь, — пожал плечами Аманулла. — Он вас хорошо знает, как вы говорите, только едва ли из этого выйдет какой-нибудь толк. На его счету десятки людей, так что пощады он от нас не ждет.
Манзур и сам прекрасно знал это. Башир, как, впрочем, и многие другие полевые командиры, уже давно свернул с пути джихада, порвал всякие связи с пакистанской разведкой и самим Манзуром, своим прежним боевым товарищем, и занялся откровенным разбоем. Помимо торговли наркотиками Башир организовал несколько удачных нападений на конвои с оружием, которые шли в Афганистан. С течением времени он осмелел настолько, что стал орудовать и в самом Пакистане, в приграничной зоне пуштунских племен, пользуясь практически полным отсутствием там центральной власти и открытой границей с Афганистаном. В конце концов пакистанское руководство, встревоженное сообщениями о его «подвигах» и мрачными предупреждениями в свой адрес со стороны местных пуштунских авторитетов, которым уже давно надоели пришлые афганские «братья», отдало жесткий приказ во что бы то ни стало покончить с Баширом. Полиция Северо-Западной провинции, где в основном действовал Башир, получила на днях через своего осведомителя информацию о его очередном рейде через границу с грузом наркотиков, устроила засаду и в ожесточенной перестрелке перебила весь отряд Башира. Сам он, легко раненный, сумел бежать и скрывался несколько дней в крохотной деревушке с пакистанской стороны границы, где его только сегодня обнаружила полиция.
Манзур набрал воздуха в легкие и громко крикнул:
— Башир! Это я, Манзур! Помнишь меня?
Со стороны дома, где затаился Башир не доносилось ни звука. Немного подождав, Манзур крикнул снова.
— Да, я тебя помню. — Наконец услышал он в ответ. — Зачем ты здесь? Приехал попрощаться?
— Нет, мне надо поговорить с тобой. У меня есть к тебе предложение.
Из-за дувала донесся приглушенный хриплый смех.
— Какое у тебя может быть предложение? Может быть, ты хочешь, чтобы я сложил оружие и вышел к вам под пулю? Я не такой дурак.
— Нет, Башир, нет! Если ты сдашься, то я гарантирую тебе неприкосновенность. Не стреляй, я подойду поближе, и мы с тобой поговорим.
— Ладно, выходи, я не буду стрелять.
— Господин генерал, не делайте этого! Он вас убьет, а мне начальство голову снимет, — сказал побледневший Аманулла. — Не верьте ему!
— Я не боюсь. В меня он стрелять не станет, а вы оставайтесь на своих местах, понятно? И не вздумайте даже пошевелиться.
Манзур вышел из-за скалы и медленно направился к Баширу. Не успел он пройти и несколько шагов, как один из полицейских, заметив какое-то движение во дворе осажденного дома, нервно вскинул автомат и, не целясь, застрочил по забору. Манзур кинулся в укрытие и вовремя, поскольку Башир немедленно ответил короткой и меткой очередью, которая взбила землю прямо у ног Манзура.
— Идиот! — выкрикнул взбешенный Манзур и отвесил увесистую пощечину стрелявшему полицейскому.
— Манзур! Эй, Манзур! — услышал он крик Башира. — Это и есть твое честное слово? Ну и собака же ты!
— Все, хватит! Командуйте, пусть открывают огонь! — приказал Манзур Аманулле.
— Слушаюсь! — Аманулла повернулся к орудию и махнул рукой.
Через несколько минут, после того как орудие всадило несколько снарядов в цель, а посланный на разведку полицейский, из-за которого чуть не погиб Манзур, доложил, что Башир мертв, Манзур и Аманулла вошли во дворик уничтоженного артиллерийским огнем дома.
— Вот он, — показал Аманулла на изуродованный труп Башира, заваленный обломком стены. — Доигрался, бандит!
— Он не всегда был таким, — сказал Манзур. — Было славное время, когда мы воевали с ним вместе, и как воевали! Да, теперь все в прошлом — и наша борьба, и наша слава, а от джихада осталась одна мерзость. Ладно, — произнес Манзур, заметивший на себе удивленный взгляд Амануллы. — Не обращайте внимания на мои слова. Распорядитесь, чтобы его здесь же и похоронили.
Жора Галкин остановил Андрея Васильевича, неторопливо проходившего по пустынному коридору посольства.
— Андрей, поди сюда, я тебе кое-что по секрету скажу, — посулил он и оттащил Андрея Васильевича в угол. — Я только что прелюбопытную депешу видел. Представь, пишут, что, по данным воздушной разведки, из афганской провинции Бадахшан в сторону таджикской границы выдвигаются три отряда боевиков. Во главе каждого командир-таджик. Здорово, правда?
— Ну и что? — не понял Андрей Васильевич. — Эка новость! Почему бы им не выдвинуться? Они ведь это чуть ли не каждую неделю проделывают. Получат от наших пограничников по шапке и обратно задвинутся. Что тут особенного?
— Как что? Меня ведь здесь некоторые за дурака держат, — зашептал Жора. — Но теперь-то я совершенно точно знаю, что самый глупый — это не я. Скажи мне, как это они с самолета умудрились заметить, что командиры — таджики, а?
— А-а-а! — махнул рукой Андрей Васильевич. — Я уже давно перестал удивляться тому, что у нас писали и пишут. То, бывало, ТАСС сообщит, что в таком-то уезде Афганистана моджахеды железнодорожный мост подорвали, — а там железных дорог и вовсе нет, то пишут, что «с особой жестокостью были уничтожены восемнадцать грузовых автомобилей», то доносят об агенте, который «с большим трудом, пешком на спине, пересек границу». Бред! Слава Богу, теперь, когда нас из Афганистана выперли, все это осталось позади. И очень хорошо, поскольку надоело до смерти.