— Но, ведь, маршрут “666” проходит по юго–западному округу, а у нас все преступления в центральном.
— Мы проверяем всех водителей автобусов, трамваев, троллейбусов. Сверяем все маршруты и дни преступлений. Сейчас заканчиваем проверку таксистов. Все пропускаем через компьютер. Он уже выдал нам список почти в три тысячи человек.
— Кошмар, — схватился за голову Григорьев, — и плюс еще наши.
— Естественно, мы еще будем корректировать свой список. Полученные данные, мы передадим вам. А вы сравните с тем, что имеете. Надеемся, если и у вас появится что‑то новенькое, вы незамедлительно информируете нас.
— Да, конечно, — тяжело вздохнув, сказал Константин. — Ну и задали же нам, этот литератор и “Джек–потрошитель”, работки.
***
Марина переждала, пока проедут машины, перешла через улицу и поднялась по выложенным серыми мраморными плитами ступеням. Едва она протянула руку к ручке двери, как та распахнулась и двое милиционеров выволокли навстречу ей щуплого молодого человека в наручниках.
— Что вы его слушаете, не бил я его, не бил! — кричал он во всю глотку.
Здоровый милиционер, которому надоел упиравшийся и орущий нарушитель, схватил его своей громадной лапищей “за жабры” и, приподняв, швырнул прямо в стоявший с открытой дверцей, рядом с крыльцом, “черный воронок”.
Покачав головой, Марина вошла в отделение и остановила первого попавшегося милиционера.
— Вы не подскажите, где мне найти старшего следователя прокуратуры Григорьева. Мне сказали, что он здесь.
— Посмотрите в “дежурке”, — он показал пальцем на стеклянную перегородку, за которой беседовало несколько человек.
Марина постучала, открыла дверь и спросила:
— Здравствуйте, можно?
— Вы ко мне? — спросил капитан с большим значком дежурного по отделению на груди.
— Нет, я к Григорьеву, — показала на стоявшего спиной к ней старшего следователя, разговаривавшего в этот момент с Сергеем Николаевым. Лишь они вдвоем здесь были одеты по “гражданке”, остальные — в милицейской форме.
Григорьев обернулся и, нисколько не удивившись, что увидел здесь Марину, сказал:
— Здравствуйте. Слушаю вас.
— Константин Александрович, я звонила по вашему рабочему телефону и мне сказали, что вы здесь. Вы помните меня?
— Да, конечно, Федорова Марина Михайловна, — кивнул следователь. — Вы что‑нибудь вспомнили?
— Нет, я не совсем по этому поводу, — замялась Марина. — Мы не могли бы где‑нибудь поговорить.
— Говорите, здесь все свои.
— Я хотела бы вам сказать, что знаю, как поймать преступника.
— Вы имеете в виду убийцу вашей подруги? — спросил Григорьев.
— Да, — Марина вынула из сумочки сложенный в несколько раз настенный календарь и развернула его. — Дело в том, что я обнаружила в действиях этого убийцы или убийц, определенную закономерность.
Сидевшие на скамье напротив “дежурки” несколько бродяжек с помятыми лицами с большим интересом и раскрытыми ртами наблюдали через стекло за немой сценой, разыгравшейся перед ними. Симпатичная блондинка, стоявшая в окружении милиционеров, оживленно жестикулируя, объясняла что‑то коренастому чернявому мужчине. В ответ тот лишь широко улыбался и отрицательно качал головой. Женщина не оставляла надежды и, вновь указывая на красочный настенный календарь, пыталась ему что‑то втолковать. Это продолжалось минут десять. Наконец, следователь показал на часы и развел руками. Блондинка, явно раздосадованная, сунула в сумку календарь и вылетела как ошпаренная из “аквариума”.
— Самодовольный индюк! — бросила она в сердцах, хлопнув дверью дежурного помещения.
Пьянчужка в зимнем пальто, спортивных тапочках на голую ногу и с "фонарем" под глазом, сидевшая вместе с бродягами на скамейке, вдруг резко рассмеялась и, покрутив пальцем у виска, показала язык вслед Марине. Последняя, действительно, довольно странно смотрелась здесь, среди милиционеров и грязных бродяжек, в своем дорогом, прекрасно сидящем на ней ярко–красном английском костюме и, в тон ему, туфлях на высоком каблуке.
***
После того, как Федорова, хлопнув дверью, выскочила из дежурки, Николаев спросил у Григорьева:
— Почему ты, так несерьезно отнесся к ее словам, даже до конца не выслушал?
— Это вы в бирюльки играете, литературные кроссворды разгадываете, а мне некогда выслушивать все эти бредни. На мне окромя этого еще целая куча нераскрытых дел висит, — раздраженно сказал следователь.
— По–моему, она дело говорила. В ее версии что‑то есть.
— Занимайся своим делом и не лезь ко мне с советами. Я ухожу. Ты идешь или остаешься?
— Иду, иду, — Николаев подхватил свою сумку с диктофоном и записями и поспешил вслед за Григорьевым.
— Если хочешь, можешь подкинуть меня до “дом–жура”, — сказал Григорьев, выйдя из отделения милиции.
— Что там у тебя? — поинтересовался Сергей.
— Встреча с информатором, если тебя это очень интересует, — криво усмехнулся старший следователь. — Так подкинешь или нет?
— Конечно, о чем разговор. Заодно кофе выпью, а то у меня с утра макового зернышка во рту не было. Только заскочим по пути на почту. Такое подозрение, что соседи по коммуналке мне не только телефонные сообщения не передают, но и почту воруют. Поэтому я и снял тут неподалеку абонентный ящик. Давно не заезжал, надо обязательно посмотреть, письма из редакции и из Прибалтики должны быть.
Сергей свернул на небольшую улочку, остановился напротив почты и выскочил из машины. Через несколько минут он вернулся, неся увесистый пакет.
— Что, посылка пришла?
— Нет, — недовольно махнул рукой Николаев, — из редакции. Я всегда говорил, что на этот случай у них должны быть специальные бланки с заготовленным текстом ответа. Типа, такого: “Милый друг и настырный коллега, редакция нашего журнала еще раз вам напоминает, что присланные рукописи у нас не читаются, не рецензируются и не печатаются (а если и печатаются, то только главного редактора и его друзей, в список которых вы не входите). Просьба молодым авторам присылать рукописи аккуратно упакованными в пачки по двадцать килограмм (для успешного выполнения редакцией плана сдачи макулатуры), недостающий вес можно восполнить старыми газетами. С приветом, редакционный дворник, дядя Вася”.
— Ну, если ты все это знаешь, зачем посылаешь им свою писанину?
— Очень кушать хочется, да и не оставляю надежду, что когда‑нибудь натолкнусь на настоящего, читающего редактора, а не на пишущего неудачника.
— Ну, ладно, ты обещал меня подвезти к дому журналистов, а то я уже опаздываю.
***
Марина вышла из отделения милиции в совершенно взбешенном состоянии. Это надо же быть таким умственным уродом, как этот следователь, чтоб не понять, какую информацию она им принесла на блюдечке с голубой каемочкой.
Она вновь перешла через дорогу на ту сторону, где оставила машину. Садиться в таком состоянии за руль ей не хотелось, поэтому она повернула к небольшому скверику и опустилась там на первую попавшуюся пустую скамейку. Тут же рядом с ней плюхнулся какой‑то небритый южанин. Она даже не заметила откуда он появился. На голове у него красовалась кепка с огромным козырьком. Марина думала, что такие типажи теперь можно было увидеть только в старом грузинском кино.
— Э–й, красивий дэвушк, сколько стоит твой вниманиэ? — спросил, обращаясь к Марине, мужчина, которого она мысленно уже окрестила “грузином”, хотя, он, с таким же успехом, мог оказаться и турком, и чеченцем.
Последних, в связи с последними событиями в Чечне, все в Москве, даже проститутки, основательно побаивались. Везде ходили слухи о готовящихся больших террористических актах в столице, да и события в Первомайске и Буденовске, взрывы в метро, автобусах и троллейбусах были еще свежи в памяти людей.
— Э–й, дэвушк, ти ни смотри, что я такой, у минэ дэньги есть, — не унимался мужчина, хотя видел, что Марина демонстративно отвернулась от него в другую сторону. — Много дэнег.
Марина бросила на него недовольный взгляд, встала и пересела на другую скамейку. “Грузин” разочарованно махнул ей вслед рукой и тут же перевел свой взгляд на двух проходящих мимо размалеванных и затянутых в короткие кожаные юбки молодых шлюшек, явно приехавших из ближнего Подмосковья подработать на столичных панелях. Марина тоже проводила их глазами, затем резко встала и направилась к выходу из скверика. Теперь она знала, что делать, она нашла способ, как самой выйти на убийцу Ларисы. Сегодня, в ночь с четверга на пятницу, должно произойти очередное преступление и она возьмет этого негодяя во что бы то ни стало и без чьей‑либо помощи. Пусть потом этот надутый индюк–следователь треснет от злости.