— Здравствуйте, меня зовут Сергей Николаев. Моя фамилия вам, наверное, ничего не говорит, но мы с вами встречались в квартире вашей подруги и в милиции. Я был со следователем Григорьевым. Вы говорили о трех шестерках в календаре. О них я и хотел бы с вами поговорить. Дело в том, что я писатель и журналист, собираю материал для своей повести, и ваш план поимки преступника меня очень заинтересовал.
— Что‑то я вас не припоминаю.
— Ну, я был еще тогда высоким, стройным, русоволосым мужчиной в темных очках и джинсовом смокинге.
— А сейчас вы какой?
— Сейчас? — Маринин собеседник на другом конце провода на несколько мгновений задумался. — Сейчас я очень маленький брюнет с огромной синей бородой, в матросской тельняшке и шотландской юбочке. Соглашайтесь быстрей, а то в меня все тычут пальцами, думая, что я игрушечный. Да и тяжело стоять в телефонной будке на картонном ящике и на цыпочках. Да еще эта чертова трубка, все норовит выскользнуть из моих крохотных ручек.
— Я вас вспомнила. Вы несколько раз пытались что‑то вставить, но следователь на вас так грозно посмотрел, что вы предпочли промолчать. Хорошо, у меня есть немного свободного времени. Вы знаете адрес?
— Да, я записал его на всякий случай, когда вы приходили опознать тело.
— Второй подъезд, восьмой этаж. Жду, — сказала Марина и положила трубку.
***
Николаев поднялся на лифте на восьмой этаж, еще раз заглянул в записную книжку и, удостоверившись, что ничего не напутал, нажал кнопку звонка. За дверью раздался мелодичный перезвон, затем шаги, щелкнул замок и на пороге появилась Марина. Она была в светло–голубых джинсах и в тон им клетчатой рубашке.
“Очень демократично,” — подумал Сергей, но у него перед глазами все еще стояла та женщина в отделении милиции, в шикарном и дорогом костюме.
— Ну вот, — улыбнулся Николаев, — сколько вас не предупреждают в газетах, что прежде, чем открывать дверь, надо хотя бы поинтересоваться, кто за ней стоит, никто к этому совету не прислушивается. А по улицам, между прочим, гуляет маньяк.
— Он гуляет по ночам, а газет я не читаю и чужих советов не слушаю. Проходите.
Сергей скинул в прихожей туфли и прошел вслед за хозяйкой в гостиную. На журнальном столике высилась целая кипа газет и вырезок. Николаев усмехнулся и сказал:
— По этой куче макулатуры не скажешь, что вы не интересуетесь желтой прессой.
— Только об этой маньяке. И вы знаете почему. Садитесь, — Марина показала на кресло, а сама, поджав ноги, примостилась на диване.
Николаев сел и окинул взглядом гостиную. Оформлением своим и обоями она мало отличалась от убранства квартиры погибшей Ларисы Козловой, но все вещи здесь были классом выше и подобраны с большим вкусом. Похоже покойная, при отсутствии всякого элементарного вкуса, просто пыталась подражать своей подруге.
— Так о чем вы хотели со мной поговорить? — первой прервала молчание Марина.
— Извините, задумался. Я хотел бы спросить у вас, как вы пришли к тому, что маньяк убийствами пишет в календаре “число зверя”?
— Как? — Марина на мгновение задумалась. — Просто я, в отличие от вашего приятеля следователя, поняла, что всем этим убийствам и звездам на телах погибших преступник придает какой‑то магический смысл. Я пыталась найти разгадку, ключ, тропинку, можете называть это как хотите, которая бы привела меня к убийце, заставила понять мотивации его поступков. Я доходчиво объясняю?
— Да, вполне, — кивнул Сергей. — Продолжайте, мне очень интересен ход вашей мысли.
— Это все.
— Что, вы просто обвели даты кружочками, соединили линиями и получили три шестерки?
— Нет, конечно. Вначале, мне показалось, что дело в том, где их находят, затем подумала, что это как‑то связано с лунными циклами. Точнее, с полнолунием, когда некоторые психически ненормальные люди становятся особенно возбужденными. После нескольких неудач, мне удалось найти календарь, на котором читалось это число. Вот, в принципе, и все.
— Я бы никогда не догадался, хотя, по–своему, тоже ищу убийцу.
— Вы работаете над статьей?
— Нет, я сейчас больше литератор, чем журналист, и хочу написать на этом материале детективную повесть о работе правоохранительных органов. По–моему, в расследованиях подобного плана особенно хорошо видны все изъяны в работе государственных структур. У многих уже давно отпали всякие сомнения в том, что их действия малоэффективны при нынешнем развитии общества и требуют коренной перестройки всех органов.
— Так вы хотите написать не просто детектив, а критическую повесть о работе наших органов? И они после этого еще разрешают вам присутствовать при расследовании и совать всюду свой нос? Извините, но именно эти слова, по–моему, передают лучше всего смысл моего вопроса.
— Ничего, нам не привыкать. А насчет того, что они дают всюду совать свой нос, то это слишком преувеличено. Вы же сами видели. Мне приходится проявлять некую самодеятельность и нездоровое любопытство, как в данном случае. Я ведь пишу не обычную статью с критикой наших органов, а художественное произведение.
— Понятно. А чем вы еще занимаетесь, о чем пишете, кроме как об охоте за скальпом “Джека–потрошителя”?
— Ну, так я его не называю. А, вообще‑то, я сейчас “копаю” под Кремль.
— Это как?
— Пишу повесть об одной из самых страшных тайн Кремля. Действия ее развиваются на пространстве от России до Италии. Довольно занимательная и таинственная история. Она даже как‑то пересекается с нынешней историей о маньяке–убийце. По крайней мере там и здесь присутствует упоминание о “числе зверя”. Если вам интересно и у вас есть время, я могу вкратце рассказать ее сюжет.
— С удовольствием послушаю.
Сергей поудобней расположился в кресле и начал свой рассказ:
— Можно без преувеличения сказать, что началом для этой истории, точнее, сюжетом для моей новой повести, послужил рассказ красного латышского стрелка и одно мое странное приобретение. Впрочем, начнем все по порядку. Дело в том, что живя еще в Прибалтике… В Москве я оказался совершенно случайно, в результате обмена и того, что меня, как “русского оккупанта” выжили из Латвии, где я некогда имел неосторожность родиться. Так вот, там я имел возможность познакомиться с одним из латышей, служившим в Кремле, в личной охране Ульянова–Ленина. Странно, почему в Прибалтике так не любят Владимира Ильича? Разрушили все его монументы. А, ведь, только благодаря дедушке–Ленину и его “брестскому миру” Латвия, Литва и Эстония смогли после революции семнадцатого года обрести независимость. Какая черная неблагодарность! А вот в Финляндии, с большим удовольствием поставили памятник своему благодетелю, освободившему их от “русского рабства”. Ладно, это отдельная история, как и история красных латышских стрелков, уничтожившие после Октябрьской революции столько российской интеллигенции, что до сих пор у знающих людей волосы дыбом встают. Счет шел на миллионы. Моя бабушка до самой смерти, при упоминании фамилии неподкупного комиссара Берзиньша, самолично расстреливавшего в Питере офицеров и прочую “буржуазию”, включая и детей, хваталась за валидол. Кто же и кому должен выставлять счет, мы латышам или они нам?
— Как‑то зло вы о них отзываетесь.
— Ничего подобного, большинство моих знакомых и друзей были там как раз латышами. Только не секретарями парторганизаций, которые срочно перекрасились из интернационалистов в “крутых” национал–патриотов, а обычными работягами. И о них, как о людях и специалистах своего дела, я не могу сказать ничего, кроме хорошего. Просто мне не нравится, когда под прикрытием благородных лозунгов о независимости, и это не только в Латвии, одна нация пытается выжить за счет угнетения и лишения каких‑либо прав других групп населения.
— Возможно, вы правы и лучше меня разбираетесь в этом вопросе.
— Ладно, — махнул рукой Николаев, — чего я завелся? Я же хотел вам рассказать об одной, многие века усиленно скрывавшейся от народа, тайне московского Кремля. Дело в том…
В это момент в прихожей раздался звонок.
— Извините, — Марина встала с дивана и пошла открывать дверь.
— Здравствуйте, — раздался в прихожей голос Григорьева, и через секунду он собственной персоной вырос на пороге гостиной.