Я знаю по себе и по рассказам купцов, что во дворце московицкого государя всегда царила подозрительность ко всем к иностранцам. Впрочем, дело здесь могло быть и в алхимической деятельности Аристотеля Фиораванти, великий князь был не прочь получить в свое пользование философский камень, способный превращать любые металлы в золото и более мощного зелья. К тому же, мастер был искусным механиком и литейщиком колоколов и пушек. Гостя в доме у Аристотеля, я мельком видел чертежи крепости и тайной башни с подземными переходами, которые приказал воздвигнуть великий московицкий князь Иоанн III и намеревался построить мастер Аристотель со своими итальянскими помощниками. Грандиозное сооружение, ничего подобного я не видел ни в христианских странах, что посетил, ни в Персии и в государствах мусульманского мира, хотя и они славятся своим вероломством[15]. Все это тоже могло послужить поводом для запрета выезда мастера из страны. Из рассказов купцов и путешественников известно, что в 1484 году, после того, как Иоанн III, обвинив в отравительстве немецкого врача, приказал его казнить, Аристотель пытался тайно уехать из Московии, но мастера схватили и, обобрав до нитки, посадили под замок.
Последнее сведение об Аристотеле да Фиораванти относится к 1485 году. Мастер принимал участие в одном из походов великого князя на своих врагов. Больше о нем ничего неизвестно. Так он и пропал на бескрайних просторах московицкого государства. И вместе с ним пропала и тайна философского камня. Правда, поговаривают, что она каким‑то образом все же оказалась в руках русского великого князя. Об этом свидетельствуют и рассказы путешественников о том, что царь пьет и ест на золоте, а когда он принимает гостей, то количество золотой посуды на столах измеряется пудами. Но это лишь предположение, тем более, что и в те времена, когда я был при русском дворе, мне тоже приходилось видеть огромные золотые блюда на столах и многочисленные сундуки с золотом в казне русского государя. Так что все эти разговоры об обладании русским царем тайны философского камня, досужие выдумки нищих купцов, которые окромя оловянной посуды у себя дома ничего не видели.”
Марина отложила в сторону последний лист и задумалась. Довольно странно, но и здесь, и в рассказе Николаева, в описании жизни итальянского мастера, работавшего в конце пятнадцатого века в Москве, есть упоминание о трех шестерках. Что бы это могло обозначать? Тайна сокрытая в веках? Случайное совпадение или звенья одной цепи? Необходимо было поймать этого убийцу, тогда она сможет расставить все точки над “i”. И она приложит к этому все свои силы.
***
— Ну, что?
— Пока тихо. Да и вряд ли что‑то раньше завтрашнего утра будет известно, — сказал Владимир Коровьев, присаживаясь рядом со старшим следователем.
— Знаешь, — Григорьев постучал торцом карандаша по лежащему на его рабочем столе вычерченному от руки большому календарю, — что меня больше всего в этом графике убийств смущает? То, что в каждой шестерке имеется число тринадцать и последнее убийство выпадает на двадцать второе июня. Возможно, это не случайно?
— Двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года? День начала второй мировой войны?
— Вторая мировая война началась намного раньше. Это день нападения фашистской Германии на Советский Союз. Меня же волнует, не связано ли это как‑то с днем летнего равноденствия. Он должен быть где‑то между двадцать вторым и двадцать четвертым числом. В этот день по старинным преданиям особенно оживляется нечистая сила. Происходят языческие и ведьмовские шабаши. Даже праздник есть такой — Ивана–купала. В Прибалтике он празднуется как Янов день. В совокупности с сатанинским знаком это может что‑то обозначать.
— Ты хочешь сказать, что двадцать второго нас могут ожидать большие неприятности.
— Да куда уж больше той, что нам сегодня утром опять предстоит у начальства. Полазил бы ты в библиотеке, узнал, что сей день может нам готовить.
— Но это же бред.
— Бред? — Григорьев откинулся на спинку кресла и показал карандашом на лежащий на столе календарь с отмеченными на нем датами убийств. — А как тогда это называть?
— М–да, — задумчиво произнес Владимир. — А шестнадцатого — выборы.
— Да, выборы. Отыграются они на нас.
— Кстати, раз у нас все крутится вокруг числа шестьсот шестьдесят шесть, то я где‑то читал, что страшный суд должен произойти шестого месяца, шестого дня, в шесть часов.
— Добавил бы еще и год, число которого заканчивается на шесть. Тысяча девятьсот девяносто шестой. Только не забудь, сегодня уже девятое число, через несколько минут будет десятое, шестого месяца. Хорошо, что ты об этом раньше не вспомнил и не раструбил по всему отделу, а то бы вся Москва уже ждала судного дня, а количество преступлений и работы у нас подскочило раз в десять.
— А, может, имеется в виду любое число в котором есть шестерка? Шестнадцатое, например. Как раз в момент выборов. Самое то! Или что‑нибудь по старому стилю?
— О, Боже! — Старший следователь вцепился обеими руками в волосы. — Иди к черту, не морочь мне голову. Она и без твоих страшилок скоро треснет.
— Уже двенадцать. Пойдемте‑ка лучше домой, — сказал, вставая, помощник следователя. — Метро закроют.
— Вот точно, — иди, — махнул рукой Григорьев. — Небось, жена уже заждалась. А я еще посижу, подумаю. Хочу сегодня проехаться с патрулем.
— Вы уже неделю дома не были и не спали нормально.
— Все, проваливай, и не учи меня жить. Спокойной ночи.
***
Марина давно заметила эту стоявшую возле бровки тротуара машину, за рулем которой сидел куривший мужчина, наблюдавший за прохаживающимися перед освещенными окнами ночного ресторана женщинами. Теперь, краем глаза, она сама следила за ним. Вполне возможно, это как раз был ее единственный клиент. Наконец, мужчина отшвырнул щелчком из приоткрытого окна очередной окурок, вышел из машины и направился прямиком к Марине. Она хоть и шептала про себя, чтобы он выбрал только ее, но все же немного растерялась. Пока он шел, она постаралась как‑то собраться, дабы встретить его соответствующе и, не дай Бог, отпугнуть.
— Вы свободны? — спросил мужчина. — Можно вас ангажировать?
— Как вы думаете, для чего еще я здесь стою? — Слегка снисходительно улыбнулась Марина.
Они направились к машине. Мужчина распахнул переднюю правую дверь и сказал:
— Прошу.
— Я сяду сзади. Терпеть не могу сидеть на переднем сиденье.
Мужчина открыл перед ней заднюю дверь, затем сел за руль.
— Меня зовут Николай.
— Далеко ехать? — , спросила Федорова, сделав вид, что не поняла намека мужчины, поближе познакомиться и узнать ее имя.
— Нет, здесь рядом, — не оборачиваясь сказал Николай.
Что‑то насторожило Марину в поведении мужчины и она, стараясь сделать это незаметно, открыла свою сумочку и достала баллончик со слезоточивым газом.
Николай заметил ее движение и улыбнулся в зеркало заднего вида.
До дома к которому подвез Федорову ее спутник было не так уж близко. Первым порывом у Марины было отказаться от визита на квартиру, но затем она вспомнила о своей убитой подруге, и отбросив всякие сомнения, вышла из машины. Они поднялись на пятый этаж огромного, сталинского дома. Николай открыл массивную металлическую дверь, включил свет в прихожей и сделал приглашающий жест:
— Прошу в мое скромное убежище.
Огромная квартира была обставлена прекрасной антикварной мебелью. Вдоль всей стены большого коридора стояли высокие, до самого потолка застекленные стеллажи, забитые редкими книгами. На стенах висели картины старых мастеров в массивных золоченых рамах.