Андрей Васильевич открыл дверцу автомобиля, стоявшего тут же у гостиницы, достал две пачки сигарет, окинул на прощание хозяйским глазом верную «Тойоту» и вздрогнул от неожиданности, увидев на заднем запыленном стекле серп и молот, явственно изображенные чьим-то пальцем.
— Глянь-ка! — показал Андрей Васильевич на машину.
— Вычислили нас туземцы, чего уж тут сложного. Машина-то с дипломатическим номером. Спасибо, что хоть не гвоздем нацарапали. Надо загнать ее на всякий случай в гараж под гостиницей, там ее никто не тронет, — сказал Анвар.
Взяв ключ у администратора, Андрей Васильевич и Анвар двинулись по коридору к своему номеру. Когда до него оставалось несколько шагов, из-за угла, как черт из коробочки, выскочил оживленный пожилой пакистанец.
— Добрый вечер! — с энтузиазмом поздоровался он. — Какая приятная встреча! Вы английские дипломаты?
— Нет, наоборот, советские, — неприветливо ответил Анвар.
Пакистанец немного смешался.
— В самом деле? Вот уж кого не ожидал здесь увидеть. Все равно, очень, очень рад. Вы не откажетесь зайти к нам в номер? Мы тут с приятелем ужинаем, выпили немножко. Присоединяйтесь!
— Ага, водка небось у него кончилась, а тут кстати два иностранных гуся подвернулись, и за бутылкой бежать не надо. А что, неплохо — на харчах сэкономим и маотай на них испытаем, — посовещался Анвар с Андреем Васильевичем по-русски. — Большое спасибо, мы с удовольствием, — обратился он к пакистанцу. — Заглянем только к себе на минутку, возьмем кое-что, ну, вы понимаете.
— Конечно, конечно, понимаю, — радостно улыбнулся пакистанец. — Меня зовут Хашим, я из десятого номера. Буду вас там ждать.
— Послушай, Анвар, — сказал Андрей Васильевич, зайдя в свой номер и глядя, как, шурша целлофаном, Анвар вытаскивает из пакета бутылку маотая. — Сомнение меня берет — ведь мусульманам пить не положено, а мы что же — к греху их толкаем? Как-то нехорошо.
— Да брось ты! — сказал Анвар, похлопывая бутылку по боку. — Им пророк запрещал только виноградное вино пить, а насчет маотая в Коране ничего не сказано. Откуда было пророку знать, что китайцы такую дрянь изобретут? Так что совесть наша чиста. Пошли!
Приятель Хашима, пузатый немолодой человек с красноватыми, навыкате, глазами, таращился на блюдо с застывшей грудой плова и остатками курицы, стоявшее перед ним на низком столике. Завидев вошедших Анвара и Андрея Васильевича, он попытался подняться с дивана, на котором сидел, но, потерпев неудачу, грузно откинулся на сиденье.
— Это мой друг Хасан. По-моему, он немного не в форме, так сказать, — захихикал Хашим. — Вы, впрочем, не обращайте на него особого внимания, он все равно по-английски почти не понимает. Присаживайтесь.
Гости присели и начали вежливый разговор с Хашимом, в то время как Хасан, деликатно и негромко икая, рассматривал их, видимо, силясь понять, о чем идет речь. Памятуя о том, что он дипломат и к тому же в гостях, Андрей Васильевич первым делом восхвалил виденные им по дороге в Пешавар достопримечательности.
— Странно однако, у вас тут столько интересного, а туристов что-то совсем не видно. Ваше здоровье, и со знакомством! — Андрей Васильевич чокнулся с Хашимом.
— Да, вы правы. Посмотреть тут есть что — Таксила, Гандхара, буддистские храмы, Могольские сады и многое другое. Один Инд чего стоит. — Хашим недоверчиво понюхал стакан с маотаем, но выпил. Посидев немного с приоткрытым ртом и сердито посмотрев на стакан, он продолжил: — Видите ли, какое совпадение, я ведь сам хозяин туристической фирмы. Сколько раз пытался всерьез наладить дело с иностранцами, а толком ничего не получается. Почему, вы спрашиваете? Да потому, что власти, откровенно говоря, не очень-то хотят сюда чужих пускать. Народ-то у нас живет бедно и думает, что так и надо. А чужие люди — это чужие идеи, чужой образ жизни. Будьте здоровы! Хасан, ты бы не пил больше!
Хашим отхлебнул и задумался. Ужасная китайская водка прибавила свободы его языку.
— У нас тут много таких, которым хочется, чтобы ничего не менялось и чтобы люди не ведали, что можно жить по-другому. Вот я сегодня мимо мечети проходил и слышал, как мулла проповедь читает. Что же он такое несет! Чушь, дичь, громоздит слово на слово, только и знает громыхать: «Аллах велик, Аллах велик!» Коран вызубрил наизусть за десять лет в медресе, вот и все, а о чем там говорится — и сам не поймет! Вы не подумайте, я человек верующий, но Бога в душе ношу. А ведь этим бородачам нашим того мало — в политику лезут, народ заводят, царство небесное сулят, если будут их слушаться. Не их это дело — муллы должны в мечетях сидеть, а не народ на улицах будоражить.
— Ну, а простые люди-то им верят? Ведь муллы от имени Аллаха говорят? — осторожно спросил Андрей Васильевич.
— Какое там! Простым людям, которые с утра до вечера работают, — тем не до Аллаха, им бы день как-нибудь прожить. А вот вы когда сюда ехали, видали, сколько во всех этих городах вдоль дороги болтается всякого народу, который ничем не занят? Эти — да, они муллу слушают. Делать им все равно нечего, так, перебиваются у какого-нибудь хозяйчика — поднести, унести, подмести, подтащить, украсть, что плохо лежит. Этот сброд завести ничего не стоит, особенно если заварухой и поживой запахнет. Да еще по всей стране тысячи молодых бездельников в медресе сидят! Муллам эта публика очень кстати. Они ведь партий своих понасоздавали, воюют пока друг с другом за власть, а там, глядишь, и на Исламабад двинут. Наши правители муллам слово поперек сказать боятся, а надо бы! Я хоть и простой человек, но понимаю, чем это может кончиться.
— Вы не боитесь с нами так откровенно разговаривать, да еще при вашем друге?
— А, пускай, надоело все это! Хасан-то мне что? Я же сказал, он по-английски не говорит, да и набрался так, что все равно ничего бы не понял.
— Ак! Эк! — неожиданно и громко отозвался Хасан. — Агэк! — рыгнул он еще звонче. Исторгнув из себя последний звук, он покосился в сторону на своем сиденье и, пытаясь выправить корпус, уперся рукой в диван. Рука подломилась в локте, и Хасан, мягко завалившись на бок, тут же заснул.
— Готов! — подвел итог Анвар. — Как учил товарищ Мао: «Ветер с Востока преодолевает ветер с Запада». Не справился наш друг с китайским напитком, что тут поделаешь. Пойдем, что ли, Андрей. Советско-пакистанские отношения укрепили, повеселились, а теперь и спать пора. Спокойной ночи, господин Хашим, до свидания!
Андрей Васильевич встал рано утром невыспавшимся и помятым. В организме продолжал бродить выпитый накануне маотай. Кроме того, несколько раз за ночь его будили автоматные очереди и одиночные выстрелы.
— Думаешь, что сбываются слова твоего друга Махмуда из оружейной лавки? — ответил Анвар на жалобы своего коллеги. — Едва ли. Скорее всего, где-то свадьбу праздновали или еще что-нибудь в этом роде. Тут в порядке вещей в воздух на радостях палить. В пешаварские больницы каждый день по два-три человека с ранениями от шальных пуль доставляют, но это никою всерьез не заботит. Давай поскорее собираться. Я уже звонил афганцам, они нас ждут.
Штаб-квартира моджахедов — приземистое одноэтажное здание — была обнесена высоким глиняным дувалом с несколькими вышками, на которых стояли часовые. С ближайшей вышки на посольскую «Тойоту» неприветливо уставился пулемет. По широкому двору расхаживало человек двадцать моджахедов с «Калашниковыми». Заметив Анвара и Андрея Васильевича, которых встречавшие их люди повели ко входу в дом, они не спеша придвинулись поближе и стали с любопытством рассматривать шурави, обмениваясь между собой негромкими репликами. Сопровождавший Анвара и Андрея Васильевича моджахед провел их в тесную длинную комнату и ушел, попросив немного обождать.
— Вот мы и в логове. Ты заметил, как эта публика во дворе нас разглядывала? Чувствуешь себя, словно кролик в компании удава. Кстати, с кем мы сейчас будем говорить? — спросил Андрей Васильевич.
— С генералом Яхья Наврузом. Он в свое время, до коммунистов, был начальником штаба афганской армии, а теперь входит в объединенный военный комитет моджахедов. Интересный дяденька, одним словом. Учти, он много лет работал с нашими и знает нас как облупленных.