Иван — отражение. Нет, это он, Артур, отражение Ивана, увиденный им образ или… Он никогда не верил ни в мистику, ни в прочую чертовщину, но сегодня, сейчас, готов поверить. Итак, Иван — это тот, кто сидит перед зеркалом, а там, в его глубине — Артур. Он, Иван Молчанов, узнает черты дорогого ему человека, Артура. Он так давно хотел с ним встретиться, не в фантазиях, а вот так, воочию, распить бутылочку шампанского, поговорить по душам.
— Здравствуйте, Артур! — Иван протянул для пожатия руку, Артур схватил ее и в восторге пожал.
— Здравствуйте! — Зеркало словно вздохнуло. Или это мигнул свет? В таких старых гостиницах обычно плохая проводка. Трудно сразу поверить, когда не верил всю жизнь, трудно перескочить через этот барьер. В плохую проводку поверить проще.
Нет, конечно, проводка ни при чем.
— Вы правы — проводка ни к черту. Вот и в коридоре совсем не было света. Я с трудом нашел ваш номер, думал уже повернуть назад.
В дверь тихонько постучали. Принесли шампанское и два бокала. Откуда они узнали, что бокала должно быть два? Да ведь Артур сам сказал портье. Вечер с братом…
Иван разлил шампанское по бокалам. Один протянул Артуру.
— За ваш выигрыш!
— За наш выигрыш!
Они чокнулись и выпили залпом.
— Не перейти ли на «ты»? — предложил Иван. — Понимаешь, в своих мыслях я всегда называл тебя «ты». И даже не так: «я». Я всегда писал от первого лица. Ты — это я. А знаешь, к себе обращаться на «вы» как-то неловко. Итак, «ты»?
— С удовольствием!
Они снова наполнили бокалы и выпили. Иван достал из кармана пачку сигарет, закурил, протянул Артуру:
— Угощайся. Ты ведь никогда не курил трубку.
— Да, не курил. — Артур виновато улыбнулся и взял сигарету. — Но я научусь, обязательно научусь. Я знаю, это целая наука — правильно курить трубку, но я ее освою. — Он вытащил трубку из кармана куртки и положил на тумбочку возле кровати.
— Вот теперь все правильно, — одобрил Иван. — Только не хватает главного. Радости.
— Я очень, очень тебе рад!
— Нет, не то! Ты должен радоваться выигрышу. Безнадежный кошмар сменился беспредельным счастьем, — задумчиво проговорил Иван, словно прочитал по книге. — Радость, ликование, счастливый смех — ничего этого я не вижу.
— Прости. Я сейчас… — Артур поднялся, двинулся из зеркала навстречу Ивану и в нерешительности остановился. — Да, извини, сейчас. Я никак не могу осознать до конца, никак не могу по-настоящему обрадоваться, ощутить это беспредельное счастье. Нужно время. Нужно настроиться. Я постараюсь… — Он замер, настраиваясь — вспоминая. Неловкими движениями принялся доставать из карманов купюры, посмотрел на них равнодушно, положил на столик перед зеркалом. — Прости, не могу ощутить.
— Давай еще выпьем.
Иван разлил остатки шампанского, лихим, хулиганским жестом отшвырнул пустую бутылку — она покатилась по полу, звеня, словно заливаясь смехом. Иван рассмеялся ей в унисон.
— Ну же, давай! Твой вызов Богу…
— Наш вызов Богу! — будто тост провозгласил Артур и снова залпом выпил.
Последний бокал сделал свое дело, последний бокал помог наконец осознать. Артур схватил со столика пачки денег, подкинул вверх. Словно листья под порывом ветра, купюры закружились и с веселым шуршанием плавно опустились на пол. Он засмеялся легко, поднял с пола деньги — не все, только часть, потому что они разлетелись, — и снова кинул. И опять рассмеялся. Открыл вторую бутылку, разлил шампанское по бокалам и почти насильно всучил Ивану — лицо его начало расплываться.
— За нас! За успех! За самую большую в жизни удачу! За главную партию!
— Главная партия впереди, — не согласился Иван ускользающим, приглушенным голосом. Лицо его совсем поплыло. И это почему-то тоже было здорово, тоже вызвало счастливый смех.
Артур все смеялся, смеялся, и Иван ему вторил, и пустая бутылка, катясь по полу, заливалась счастливым смехом.
И когда он проснулся от заливистого, смеющегося стука в дверь, уже давно наступило утро, и горничная пришла убираться в номере, не переставая смеяться, поклялся Ивану Молчанову в том, что они обязательно встретятся и выиграют их главную партию.
Исполнить клятву оказалось непросто. Никаких следов Ивана Молчанова отыскать не удавалось. Книги его были повсюду: во всех магазинах, на лотках, в киосках, — а самого автора словно и не существовало вовсе.