— Ты хочешь спросить, Боб — а не я ли сам всё это и организовал? И не прячу ли от вас Драматурга в своем винном погребе, в пустой бочке из-под амонтильядо?
— Да пусть бы и в пустой из-под амонтильядо — лишь бы не в полной мальвазии!.. — безнадежно отмахивается Сесил. — Кошмар нашего положения, джентльмены, в том, что теперь ни один человек в Англии не поверит, что мы его НЕ замочили в том пансионе.
— Уж это точно, — кивает Поули. — Теперь даже эксгумация никого уже ни в чем не убедила бы: «Власти скрывают!» — и весь сказ…
— А ты просто представь себе, Боб, — философски пожимает плечами Уолсингем, — что в тот вечер, в порту, всё прошло штатно, и Кит был благополучно доставлен «Треской» на Континент. И был там благополучно выслежен и убит людьми Капитана Жака — он ведь изрядно засветился в том Флиссингене в прошлой операции, верно?
(При этих его словах каминный зал Скадборо исчезает, и на экране безмолвно — в виде черно-белых дерганных кадров оперативной съемки — идет точное воспроизведение классической сцены из «Крестного отца»: убийство Луки Брази расшифровавшими его людьми Солоццо — от кисти, пригвожденной ножом к стойке, до удавки; с Марло в заглавной роли, естественно.)
— Внешняя контрразведка — довольно опасная работа… — подытоживает Уолсингем. — И как тебе — легче сейчас было бы от такой вот ясности?
— Против этого трудно возразить, Том, — криво усмехается Сесил. — Только вот, чтоб вы знали: королева давеча поведала мне, будто интуиция шепчет ей о скором появлении на Континенте новой литературной звезды. И когда таковая не зажжется, нам, боюсь, придется испытать на себе настоящий гнев Ее Величества — тот, когда она разговаривает с виновным тихим-тихим, ровным-ровным голосом. А потом она сдерет с меня мою ослиную шкуру и приколотит ее на дверь нашего стрэндского амбара — в назидание преемнику…
— Да уж, с возжиганием новой звезды могут возникнуть проблемы, — качает головой Уолсингем, — Великие поэты рождаются несколько реже, чем неплохие оперативники, увы… Нам, похоже, ничего остается, кроме как самим накропать полдюжины пьес, подражая стилю Марло, и опубликовать их на Континенте от имени какого-нибудь прощелыги.
— Или — наоборот, — откликается вдруг со странным смешком Поули, «Человек, решающий проблемы».
— В каком смысле — наоборот?
— Не на Континенте, а здесь. И не писать за кого-то, а распространить слух, будто за некого драматурга пишет якобы чудесно спасшийся Драматург.
— Забавная идея, — кивает Уолсингем. — Остался, правда, сущий пустяк: отыскать в Англии никому не известного поэта, хоть отдаленно сопоставимого с Марло.
— Том, — подает вдруг голос Одри, — тот парень, с которым Кит работал над «Генрихом Шестым»… Он рассказывал.
— Уилл Шакспер? Хм… А ведь и правда: Кит ругал его последними словами — а это среди поэтов дорогого стоит!
— Шакспер? — разочарованно откликается Сесил. — Никогда о таком не слыхал…
— Так нам такой и нужен: молодой, талантливый, нераскрученный… находящийся под творческим влиянием Марло… Вряд ли для этой цели сгодится Грин или кто-то вроде.
— Значит, берем мы этого самого Шакспера, — ухмыляется Сесил, — подсобляем ему приподняться на первых порах, а сами исподволь убеждаем всех вокруг, будто за него пишет Несравненный Кит… Интересно, много ли найдется читателей, способных поверить в такую конспирологическую бредятину?
— А «всех вокруг» убеждать вовсе и не надо, — откликается «Человек, решающий проблемы». — «Способный поверить в это читатель» нам необходим ровно один; при том, что он, этот читатель, и сам хотел бы в это верить.
При этих словах все взгляды устремляются на Одри.
— Вы просто конченные психи, — безнадежно вздыхает любимая фрейлина Ее Величества.
— Боюсь, что во всех иных вариантах мы — покойники…
Уолсингем (разливая коньяк по стаканам):
— Ну так как, леди и джентльмены — «Марло умер — да здравствует Марло»? Чокаясь или не чокаясь?
Четыре стакана в некотором сомнении зависают над столом, и поверх них загорается:
Звук дверного колокольчика. Человек (на протяжении всей сцены его видно лишь со спины) открывает дверь. На пороге — почтальон, протягивающий ему облепленный марками конверт:
— Мистер Шекспир? Вам заказное — с Континента, из Богемии. Распишитесь, пожалуйста.
Человек — в кабинете; на его рабочем столе — творческий бардак: исчерканные листы черновиков, изрядная стопка перебеленного, пара раскрытых фолиантов-справочников, пивная кружка с запасом гусиных перьев. Некоторое время он разглядывает невскрытое еще письмо, потом бросает взгляд на украшающий бюро небольшой дагеротип — всем нынче известный «Портрет незнакомца» (которому, разумеется, приданы некоторые черты Ди Каприо) и вновь возвращается к конверту.