В данный же момент, охраняя покой суверена, вкушающего перешедший в обед завтрак, у дверей ненавязчиво выстроились коридорный, горничная и местный мальчишка, конкретной функцией не наделенный и получающий подзатыльники по самому широкому кругу вопросов. Разгрызая сочный подкопченный мосол и мечтательно прозирая сквозь размытые тела свиты известные лишь ему перспективы, Шнобель вдруг отметил странное явление и сфокусировал монарший взор на строе малых сего мира: ни с того, ни с сего они начали уменьшаться в размерах! Происходило это нелинейно; казалось, какая-то неведомая сила толчками погружает их головы в плечи все глубже и глубже.
Едва фюрст отметил это загадочное явление, как объявилась и его разгадка: на лестнице раздались полновесные шаги зятя, сопровождаемые мелкой дробью каблуков дочери. У старого авторитета потеплело на сердце: любой отец сразу поймет по шагам, весело или грустно его ребенку. Дверь распахнулась, едва не придавив съежившийся персонал, и комната враз наполнилась жизнью, движухой и запахом покупок.
— О! Папан скорее жив, чем мертв! Нифигассе, да он и пузырька почти успел додавить!
— Папхен, папхен! Смотри скорей, че мне купил муш! Красифые, прафта?
— Э, room-service! Кому, нна, стоим?!
— Дети мои, я есть искренне ратт… — попытался вставить слово умилившийся авторитет, но ему не дали.
— Батя, ты даешь, блин! У тебя опохмел уже в новую пьянку переходит! Хотя че, можно и накатить, второй день как-никак…
— Прафта красифые, папхен? А есче я купила тфа платтья, и нофый халат тля тепя, и…
— Фердаммте шайзе! Бать, я правильно выразил? Где мой обед?! Бегом, черти! Черт должен летать! Эй, малец, а ну тохта. Шепни там этому жирному помоеру, что ему фюнф минутен, не справляется — спускаюсь, понял? Марш!
Разлив остатки из недопитой фюрстом бутылки, Марат оглядел жену и тестя, и произнес тост:
— Ну че, новые родственнички… Вы вроде ниче. Надеюсь, и я вам сгожусь и семейного не опарафиню. Ну, поехали, что ли…
— Прозит! — поддержали родственнички, и второй день начался.
Впрочем, посидеть, как полагается, не получилось — нетренированная часть семьи скисла после третьей, едва успев попробовать доставленное снизу жаркое; старому фюрсту попало на старые дрожжи, и он начал тормозить и заговариваться на две раздачи позже… Да, не надо было ему давать наливать по полной: после вручения возвращенной короны растроганный фюрст налил едва ли не с горкой, и долго что-то бормотал, слегка прослезясь и постоянно сбиваясь на начало. Короче, справлять второй день стало не с кем. Разложив родственников по койкам, Марат вернулся к столу в одиночестве, налил, отрезал шматок побольше, приготовил чищеную луковицу — но выпить не как-то не сложилось: на Марата накатило какое-то усталое безразличие, какое всегда бывает после сбычи очередной мечты.
… Ну, вот мы и это, в Хопре. И че… — почти вслух сказал Марат сам себе, повертел в руке стакан и вернул его на место. — … Че за измена-то? Лови кайф, оттягивайся, ведь вот он, покой и все типа как по-домашнему, по нормальному — все, как ты хотел… Марату вдруг ярко-ярко вспомнилось, как он мечтал примерно… да что «примерно», как раз о таком, когда тянул шебутную лямку го-даня в постоянно режущимся с соседями тонке славного толстяка Мяо… Ведь пернуть некогда было, как крутились, вспомнить страшно. То Лю-Ань-Жуевские голову подымут, то рынок от Ши-Хун-Чжаевских отбивай, то на курильни наехали, то одно, то другое, то шашнаццатое… Или когда этот, как его, дебила длинного — о, Го Вэй, и этот, сраный Лист сраного Платана, на стрелку с ракетами подъехали, козлины подлючие… — даже с некоторым удовольствием припоминал Бу Ху-Лим эпизоды славных дел на Косорыловке. — … И как все по чесноку было-то, чего греха таить… Что Мечи на стрелки ездили, дак это как здравствуй, но ведь даже жирный Мяо не гнушался подержаться за копье… Марат тяжко вздохнул — ему, как ни крути, приходилось признать, что так быстро пролетевшие Похинхинские годы плохим словом уже и не вспомнишь… А пацаны! Ведь на косорыловке пацаны, как ни крути — а ведь большинство нормальные все, без гнилья и падлючества. Да, там Ход даже знать не надо, там им дышишь… Э-эх… — Марат выдохнул в мягко подкрадывающиеся сумерки остатки воспоминаний и вернулся в Орднунгию. Захотелось прошвырнуться, и повод встать из-за стола с грустно застывшими объедками тут же нашелся: — Пора, в общем-то, уже и свечи зажигать, где эти канальи? Пойти жирному понятки подновить, что ли…
Спустившись, Марат обнаружил, что трактир полным-полнехонек. Метавшийся за стойкой толстяк Свинненкампф замер и побледнел, завидев щедрого на тумаки постояльца, неосознанно подняв руку к свежему бланшу на полфотографии. Сидевшие ближе к стойке посетители, прикусив языки, повернулись к спустившемуся, но, вопреки успевшей разнестись молве, новый Цвайбирский фюрст отнюдь не спешил набрасываться на подданных своего тестя, разрывать их в клочья, бить, резать и увечить. Напротив, заняв конец длинного стола, он смирно воздел перст, продолжив жест хватательным, как-бы за кружку, движением — оказывается, сие чудовище выглядело совсем как тойфель и даже употребляло пиво. Чудовище выжрало кружку залпом с несомненным удовольствием, мощно рыгнуло и попросило повторить. Ожидавшие от «орксише дрэгонкиллера» живописных бесчинств и иных проявлений загадочной орксийской души, тойфели разочарованно отвернулись: жизненный опыт подсказывал им, что страсть к пиву и к парной крови редко сочетаются в одном организме.
Посидев на народе, Марат обнаружил, что куда-то идти ему уже совсем не хочется. Зрелище спокойно бухающих тойфелей мало-помалу привело его сперва в расслабленное и умиротворенное настроение, а вскоре Марат заметил, что струганые доски стола начинают стремительно приближаться, стоит лишь немного расслабить мышцы шеи… А че — после вчерашнего, да с папаном пузырек съели, да за день кружек пять, да сейчас две… — немного путаясь, прикинул на пальцах засыпающий фюрст. — … Ниче странного. Надо ба-а-а-а-а-аиньки…
— Утр-р-ро кр-р-расит… — по старой привычке замычал свою традиционную утреннюю-для-бритья фюрст фон Цвайбире, намыливая круглую татарскую морду в готичной умывальной комнате.
Куплет не пошел… Не, как-то не катит, здесь надо что-то другое… — задумался авторитет, косясь на белоснежные пики своих личных гор, виднеющиеся из-за гряды личных гор тестя. Горы определенно грели то низкое мелкособственническое, что спит в глубине даже величайших душ. Ну и что с того, что доходу с них, как с отдела церковной утвари. Зато вон какие здоровенные. И свои. Личные. Даже зеленка есть… Ну ты даешь, Бугульма. — сам себе улыбнулся Марат. — Как лох, купивший за настоящие деньги долю в неначатом котловане. «Здесь будет Наипон-Палас! Строительство ведет ЗАО Лохразводстрой, гендиректор Крысенко Л. В.» Че толку с этих куч, хоть и здоровые… Появившись, мысли о насущном быстро выдули из свежевыбритой головы абстрактное удовольствие от факта владения несколькими кубическими километрами камня: увы, бюджет Орднунгии пока не имел выделенной строки на щебень.
За накрытым к завтраку столом Марата ждали подозрительно веселый фюрст фон Ихбинкранке цу Нохайне и его вельми грустная дочь.
— Че, мать, скучная? — Марат попытался ласково потрепать жену по затылку, но вовремя отдернул руку: гнедиге фрау издала низкое горловое шипение, очень похожее на то, что производит кот, оттаскиваемый за хвост от свежеизловленной добычи. — Давай-ка вот шнапсику, че мучиться-то?
— Торокой зятть, я уше претлакал ей осфешиться. — блестя свежеоткрывшимися глазами, посоветовал фюрст, демонстрируя длинную царапину на стариковской веснушчатой кисти. — Лутше не трогай.