Соседи поначалу косо посматривали на его работу, но пока молчали. Но вот развязался язык у Мулладжана. Будучи дворником, он считал себя ответственным за все на дворе. Однажды явился навеселе и завел издали разговор:
— Ты, браток, хоть и ученый человек, а насчет того, чтобы своего не упустить… Да-а!..
Камиль не сразу его понял:
— Что вы хотите сказать?
— Но ведь, может, и у меня также давным-давно руки чешутся на этот сад… Да-а!..
— Кто же вам мешал ухаживать за ним?
— Не только у меня, но, может, и у соседа Чтепа на была такая думка: эх, мол, хорошо бы посадить кусты в этом саду и продавать ягоды! Да-а!..
— Почему же не посадили? Кто запретил?
— Кто запретил! Кто может запрещать? Он мне запрещал, я ему запрещал… Как деды говаривали: от общего добра и собака отвернется. Вот что запретило.
— Это же глупость, Мулладжан-абый! Из зависти друг к другу оставлять без призора сад…
— Ай-яй, а у тебя что получится ли? Человека, позарившегося на общее добро, у нас того… Да-а!
— Вы что, — сказал Камиль, нахмурясь, — бредите, что ли?
— Ладно, ладно, вы уж хороши…
Но тут вышла жена Мулладжана — Гашия.
— Ты что болтаешь, Мулладжан? — сказала она сердито. — Иди ложись, пьянчуга!
И, повернувшись к Камилю, извиняющимся тоном добавила:
— Не слушайте его, он сам не знает, что говорит.
Мулладжан заупрямился было, но Гашия увела его домой.
Камиль подумал про себя: «Вот еще глупость», — и продолжал работу в саду.
Никто из соседей ему не мешал, но никто и не помогал.
В первый же год сад принес первые сладкие плоды — крупную-крупную смородину. Хотя сад выращивал Камиль один, но ягоды решил разделить со всеми соседями. Присмотр за садом Камиль поручил дворнику — все это одобрили.
Все жильцы поневоле стали считать сад общественной собственностью, все стали за ним приглядывать и оберегать посадки.
На заботы о нем сад ответил с исключительной щедростью: через два года принес богатый урожай сладких вишен. А затем пошли румяные, вкусные яблоки. Правда, сад был маленький, и урожай не покрывал спроса всех жильцов. Тем не менее все радовались ему и любили посидеть в зеленой тени, любуясь пышным его цветением.
— Посмотрю на этот сад и всегда буду вспоминать тебя, — сказал в этот вечер Сания. — Ведь это твой сад, твое детище.
Камиль обнял ее.
— Наблюдай за ним, Сания, ладно? Следи, чтобы не засох, береги сад.
7
Наутро Сания почувствовала себя нехорошо, поэтому Камиль решил попрощаться с ней дома. Хасану также велел оставаться дома, около матери.
Когда вышли на крыльцо, крепкая толстушка в цветастом с крылышками переднике подметала двор около сада. Увидев Камиля с Санией, она оторвалась от работы и приветливо улыбнулась:
— Здравствуйте! Куда собрались?
— А, Гашия-апа! — сказал Камиль. — Хотел зайти к тебе попрощаться. Ну, прощай, соседка, уезжаю! Вот! — Камиль поднял плечи и показал заплечный мешок.
— Сегодня? — удивилась Гашия. — Почему так? Бро» саешь жену в таком положении… — Гашия обернулась к Сании, и на ее лице мелькнул испуг. — Как здоровье, Сания? Плохо себя чувствуешь?
— Немного знобит.
— Это от нервов, видно, — сказал Камиль. — Ты уж иди домой, Сания. Иди, иди! Ничего не поделаешь, Гашия-апа, приходится ехать. Ты, Гашия-апа, была хорошей соседкой, спасибо. И после моего отъезда не за» бывай Санию. В эти дни особенно. Сама понимаешь…
— Как не понять! Об этом не беспокойся. Разве оставлю Санию! Боже упаси! Иди. Счастливого пути! Уезжай здоровым и вернись здоровым. Желаю тебе!
Гашия решительно отошла и прислонила к забору метлу.
— Знала — не стала бы мести. Даже и не начинала бы!
Хасан заинтересованно спросил:
— Почему не начинали бы, Гашия-апа?
— Не знаешь, почему? Когда человек уезжает, в доме не подметают.
Камиль улыбнулся:
— Есть такой обычай, сыночек… Ладно, до свидания. Будьте здоровы, живите хорошо!..
8
В саду перед военкоматом собрались сотни уезжающих и провожающих.
Камиль в растерянности остановился. Тут было немало знакомых, однако ни с кем из них Камиль не был близок.
Но вот из-за кустов акаций донеслись веселые голоса, точно на большой перемене во дворе школы. Действительно, показались шумной компанией его ученики, окончившие в этом году школу. Одни из них уезжали в армию, другие пришли провожать. Камиль заметил Рифгата, Миляушу, Карима стояла тут же, как показалось Камилю, с виноватым видом. Первым подошел Рифгат.