Миляуша сидела потупив взгляд. Не поднимая головы, прошептала:
— Скажи сам…
— Да… вы уж. Гульниса-апа…
И Гульниса пришла на помощь.
— Дело ваше, — сказала она. — Если любите друг друга, очень хорошо. Вы уже не дети, хватит ума, чтобы самим обдумать все. Только боюсь, не повредит ли это учебе Миляуши…
Миляуша подняла глаза:
— Как может дружба повредить учению, мама?
— А что ж, и дружба, дочка, если зайдет далеко, может круто изменить жизнь…
Сайфулла решил сказать все до конца:
— Простите, Гульниса-апа, я хочу быть другом жизни Миляуши, готов начать с ней совместную жизнь. И вовсе не хочу мешать ее учению…
Миляуша перебила его:
— Мы подождем еще!
— По-моему, тоже нет надобности спешить, — согласилась Гульниса.
Табанаков сказал, что он готов ждать. Таким образом, самый напряженный момент сегодняшней встречи был преодолен.
9
Между прочим, Гульниса осторожными намеками подвела разговор к аресту отца Сайфуллы. Сайфулла просто и без всякого смущения рассказал о своих отношениях с отцом.
— Я очень рано понял, что отец не может быть мне советчиком в серьезных вопросах. И правильно сделал, что ушел. Без его помощи и даже, можно сказать, наперекор его желанию окончил вуз. Советская власть позаботилась обо мне, я стал специалистом своего дела, Вступил в ряды партии на фронте перед началом атаки. И тут мне советчиком был не отец, а моя совесть. Однако, когда меня демобилизовали и послали на работу в Ялантау, я приехал прямо к отцу. Каким бы он ни был, он дал мне жизнь. И не хотелось обижать старика. Он обрадовался моему приезду. Не понравился ему только мой характер, обиделся, что я не считаюсь с ним. Вскоре я уехал. А когда вернулся, оказалось, его посадили в тюрьму.
Гульнисе хотелось сказать что-то утешительное: «Может быть, он и не виноват…» — но Табанаков перебил ее.
— Нет, — сказал он, — я не спешу его оправдывать. Я ведь хорошо знаю его.
Все замолчали и принялись за еду. Сайфулла все больше нравился Гульнисе, ей хотелось спросить будущего зятя, по вкусу ли пришлась ее кулинария. Сайфулла сам догадался сказать об этом.
— Замечательные кушанья, — похвалил он, — даже есть жаль…
В это время внизу робко звякнул звонок.
— Кто бы мог так поздно?
Миляуша тревожно вскочила с места, но мать предупредила ее!
— Сиди, я открою.
Оставив дверь полуоткрытой, она спустилась вниз. Вскоре оттуда послышался мужской голос.
Миляуша прислушалась. «Уж не папа ли?» — мелькнула мысль.
Не успела она выбежать в сени, как тут же замерла, услышав восклицание матери: «Рифгат?!» Миляушу бросило в жар. Как человек, пойманный на месте преступления, она не знала, куда ей спрятаться. Словно ее привели в зал суда. Вот он, громко стуча сапогами, поднимается по лестнице, ее безжалостный судья!..
«Спрятаться на кухне, не показываться совсем…» — было первой мыслью. Но, как чужие, не повиновались ноги. Она невольно двинулась к двери.
10
Шагая по темным осенним улицам, с хрустом ломая молодой ледок, затянувший лужи, Рифгат начал было колебаться. Не слишком ли поздно явится? Кто ему Миляуша? Не жена, не невеста… А вдруг они легли спать? Ведь Миляуше надо завтра уезжать…
Нервная дрожь била его, как в лихорадке. Будто он не фронтовик, побывавший в страшных боях, горевший в огне, а прежний мальчишка-десятиклассник.
Но какая-то сила толкала его вперед и вперед и привела наконец к заветной двери. В темноте нащупал висящую проволоку с кольцом на конце, осторожно потянул вниз…
Его не удивило, что Гульниса вскрикнула, когда он назвал себя. Ведь он появился так неожиданно.
А вот и сама Миляуша. Рифгат увидел ее застывшей, с побелевшим от испуга лицом. Ему стало не по себе.
— Миляуша!
Увидев, что Рифгат остановился в нерешительности она постаралась взять себя в руки. Двинулась навстречу.
— Здравствуй, Рифгат! Как это ты, откуда? Так неожиданно… Раздевайся! О, как ты вырос! Не узнать!..
Рифгат снял шинель и фуражку. Пригладил не успевшие еще отрасти после госпиталя волосы. Поправил гимнастерку. И, не зная, что сказать, откашлялся. Через силу спросил:
— Что с тобой, Миляуша?
— Нет, так… ничего. Ты появился так неожиданно, я немного растерялась. Ну, проходи.
Следом за Миляушей Рифгат прошел в комнату. Табанаков встал из-за стола.
Увидев его перед собой, Рифгат первым делом заметил протянувшийся поперек лба след от раны. «Ого, вот это шрам!» — вспомнил он Шакира. Не мог не заметить и орденских планок на груди. «Как видно, настоящий герой».