— Замечательные часы делаете, — сказал Рифгат, — танкисты наши не нахвалятся. Если недоглядишь, отвинчивают их и кладут в карман.
— Не шутите?
— Бывали такие случаи.
— Часы собирают вот эти девушки. А детали производятся в других цехах.
Рифгат окинул взглядом цех и был поражен царившей здесь чистотой и порядком. Вдоль зала стояли два узких длинных стола. Несмотря на дневной свет, над столами горели яркие электрические лампы.
По обе стороны столов рядами сидели девушки, все в чистых халатах и с такими же лупами-моноклями на лбу, как у начальницы. Девушки были поглощены своей работой. Хоть бы одна подняла голову и взглянула на вошедшего в цех командира!
— Какие все щеголихи у вас в цехе! — усмехнулся Рифгат.
— Это не щегольство. На нашем производстве необходимы чистота и аккуратность.
Начальница цеха повела его вдоль столов, давая пояснения. Рифгат внимательно оглядывал каждую из сидящих девушек, всматривался в лица.
Сборка часов, оказывается, очень сложный процесс. На металлическую пластинку с округлыми краями и несколькими отверстиями прикрепляют отдельные детали, колесики. Все это выполняет не один человек, — у каждой девушки своя операция. Прикрепит деталь — передает другой. Та добавит свою деталь, и передаст соседке. Таким образом, механизм переходит из рук в руки и постепенно превращается в готовые часы…
Наблюдая за этой работой, Рифгат успел разглядеть знакомых девушек. Некоторые, заметив его, улыбнулись, кто-то помахал рукой, однако ни одна не оставила работы. А некоторые даже и не посмотрели на него, просто не заметили или не узнали. И сам Рифгат не решился отрывать их от дела. Ему казалось, что девушки работают так же точно, как часовой механизм. Если хоть одна из них отвлечется на две-три секунды, собьется работа всего конвейера…
Рифгат невольно залюбовался этой тонкой работой. Руки и лица девушек, освещенные двойным светом — дневным и электрическим, казались ему особенно нежными и привлекательными.
Часы! Маленький прибор, отсчитывающий время! Через десятки цехов и сотни рук проходят детали, пока станут часами, пока их поставят на танке. И все другие приборы танка создаются таким же образом. Перископы, слуховые и переговорочные аппараты, рация! А сам танк, его моторы! Пушки, пулеметы, боеприпасы… Да, труд всего народа, всей страны сосредоточен в его машине.
Было как-то странно. Танкист вернулся с фронта, больше года он провел на полях битвы, в огне сражений. Сколько раз смотрел смерти в глаза. Теперь встретился с товарищами, сидевшими с ним за одной партой. Но не смеет даже поздороваться с ними. Почему они не вскочат с мест, чтобы обнять его? Какая сила их удерживает? Какое суровое и в то время высокое, замечательное это чувство!..
— Вот эта милая девушка оживляет наши часы, — показала Ибатуллина.
Рифгат узнал Кариму. Ее смугло-румяное, сосредоточенное в работе лицо, казалось, было озарено каким-то внутренним светом, красивая головка наклонена, и черные длинные стрелки ресниц покрывали опущенные глаза.
Она, конечно, слышала, что сказала о ней начальница цеха, но продолжала работать, не отвлекаясь. Рифгат долго смотрел на нее. Карима, не обращая на него внимания, покрутила что-то в механизме, лежавшем у нее на ладони, и, приложив к уху, послушала. Еще не ставший часами механизм уже тикал. Карима отложила его и потянулась за другим механизмом.
«Даже не взглянула!» — отметил про себя Рифгат.
Но Карима, вскинув ресницы, чуть улыбнулась ему и тихо сказала:
— Не смотри, проходи дальше.
И Рифгат пошел дальше, вслед за часовым механизмом, — теперь, оживший, он продолжал переходить из рук в руки.
«Красивая девушка Карима, — подумал он. — И она не нравится Шакиру?..»
Они пришли к концу стола, и начальница цеха показала Рифгату готовые часы. Он внимательно осмотрел их.
— Знакомые часы. Значит, их уже можно считать готовыми?
— Им еще надо пройти испытательный срок, — сказала начальница цеха.
«Пройти испытательный срок!»
Вечером в разговоре с Каримой Рифгату довелось услышать эти слова еще раз. Только в другом смысле…
5
В тот вечер Гульсум ушла на совещание. Рифгат и Карима остались вдвоем. Маленький Азат уснул с резиновой пустышкой во рту.
Тревожные чувство заговорило в Рифгате. Он заставил себя отойти подальше в глубину комнаты и сел в углу, около письменного стола матери.
Вспомнилось, как очень давно, в день, когда началась война, он поцеловал Миляушу, на берегу Камы. Он бережно хранил в памяти это прекрасное воспоминание. Миляуша была строгой девушкой, низкие чувства при ней не смели поднимать голову. А эта?..