Выбрать главу

Однажды вечером я побывал у Каримы. Она тоже ничего не знала о судьбе Шакира. Карима по-прежнему работает на заводе точных механизмов. И все ждет Шакира. Мы говорили с ней в присутствии Гульсум-апа. Не потому ли она больше вспоминала Рифгата? В глубине души у меня даже зародилось сомнение: не занял ли главное место в сердце этой милой женщины Рифгат?

3

Вернувшись в Казань, я навестил Рифгата.

Веселого, жизнерадостного парня, как мне показалось, не смущало, что он остался без ноги и вынужден ходить на костылях.

Он даже пошутил по этому поводу:

— На меня, видно, пало проклятие товарищей. В училище в походах я всегда ходил направляющим. А ноги у меня длинные. Непоспевающие ворчали: «Эх, укоротить бы ему ноги…» Так и вышло. Собирался я стать военным. Впрочем, это было временным увлечением. Не все ли равно, какая работа! Может, в прокуроры выйду…

Мы зашли в Ленинский сад и долго беседовали. Меня интересовала фигура Шакира. Рифгат обрисовал своего друга так живо, что мне захотелось повидать его самого. Я сказал об этом Рифгату и попросил, если он узнает что-нибудь о Шакире, сразу сообщить мне.

Как-то он позвонил мне и сказал, что получил письмо из Ялантау. Оказывается, из военкомата пришло извещение: капитан Шакир Мухсинов погиб на территории Германии…

4

Окончилась война. Я снова приехал в Ялантау повидать моих героев. Здесь я встретился с Камилем. Мужественный воин, он снова вернулся к своему любимому делу — стал директором школы. Мы встретились как старые друзья. В ближайший выходной день меня пригласили поехать на другой берег Камы.

День был чудесный. Небо ясное, без единого облака. Хотя была уже середина августа, солнце пекло по-летнему, и берег Камы был полон отдыхающих.

Мы шли по горячему песку вдоль прибрежных зарослей тальника. Рядом со мной — Камиль с сеткой в руках, полной разных свертков. На нем белая рубашка с короткими рукавами, на голове соломенная шляпа. Ему трудно шагать под палящими лучами солнца, рубашка на спине взмокла от пота. Однако он по-детски радуется хорошему дню. Окидывая взглядом ширь реки, хмурится и вздыхает.

— Эх! Довелось-таки увидеть эту красоту! Дожили до счастливых дней!

Чувства переполняют его, он даже декламирует стихи:

Нет нигде таких березок, Нет нигде таких лесов И зеленой этой гривы Шелестящих камышей.

Я пошутил:

— Где тут березки? И заросли тальника никак не назовешь лесами. И камышей ваших не вижу.

Но Камиль ответил всерьез:

— Мне в этом стихотворении нравятся слова «нет нигде…». И правда, где только я не побывал — нигде на свете нет такой милой природы! Такой реки, такого песка… А если хотите, отсюда и лес недалеко и березки…

Я, конечно, понял Камиля: это была его родина.

Ведь здесь все с детства родное ему. И с ним вместе идут самые близкие для него люди. Вон позади него Сания. Она всегда окружена людьми. И сейчас с ней Касимова и какие-то женщины. Сания ведет за руку Розочку. Девочка выросла и похорошела, развернулась, как настоящая роза. Ею любуются все встречные. И, конечно, нежно любит ее отец.

— Папочка-а-а-а! — звенит ее голосок.

Камиль оборачивается:

— Что, доченька? Что скажешь?

— Далеко еще?

— Сейчас дойдем, дочка. Устала? Хочешь, понесу?

— Нет, не устала…

Камиль договорился с друзьями встретиться в выходной день за Камой. Мы вместе разыскиваем их. Разглядываем загорающих на песчаном пляже детей. На берегу цветными кучками лежит одежда купающихся. И кое-где, напоминая о недавно закончившейся войне, рядом с одеждой лежат костыли и протезы…

Издали мы видим рослого инвалида. Балансируя руками, он прыгает на одной ноге к воде. Вот он сел на мокром песке и ползком пошел в воду, только голова с темной шапкой волос видна над сверкающей гладью.

— Карима, иди сюда!

— Да ведь это же наш Рифгат! — говорит Камиль.

Только вчера я узнал от Сании, что Рифгат женился на Кариме.

На берегу, в кустах у самой воды, стоит Карима. Черный купальник плотно обтягивает ее стройную фигурку.

Я окликнул Рифгата и помахал ему рукой. Надо было поздравить его с женитьбой, но не хотелось смущать полураздетую Кариму. Еще успею повидаться с ними.

Встретили на берегу и Мухсинова.

— Здравствуй, Камиль! — крикнул он, — Как жизнь?

В одних трусах он лежал под кустами.

Мы остановились.

— А где же Джамиля-апа?

— Купает внука.