Сеньор Сикейра, несмотря на то что был в отставке, глубоко сознавал свою ответственность судьи. Поэтому, не смущаясь значительным расстоянием, он самолично отправился сообщить о принятых мерах несчастной, оскорбленной семье. Педро Торресмо отсыпался после вчерашней попойки, мать жертвы, тощая Эуфразия, стирала во дворе белье, сама же жертва хлопотала у очага. На пухлых губках Дондоки заиграла робкая, но весьма выразительная улыбка. Судья строго посмотрел на нее и взял ее за локоть.
- Я пришел выбранить тебя хорошенько...
- Я не хотела. Это он... - всхлипнула красотка.
- Ты очень дурно поступила, - судья все еще держал ее упругую руку.
Полная раскаяния, она разразилась слезами. Чтобы как следует пожурить девушку, судье пришлось усадить ее к себе на колени. Он потрепал Дондоку по щечке и посоветовал вести себя скромнее. Восхитительная картина: неподкупная суровость судьи в соединении с терпимостью и добротой христианина. Дондока спрятала разрумянившееся личико на плече утешителя.
Зе Канжикинья так и не был найден, зато Дондока с того достопамятного посещения попала под покровительство Правосудия. Она стала владелицей домика в переулке Трех Бабочек, ходит разряженная, а Педро Торресмо окончательно бросил работать. Вот та правда, которую маяк судьи не освещает. Мне пришлось нырнуть в колодец, чтобы найти ее. Впрочем, если уж рассказывать всю правду, ничего не скрывая, придется добавить, что нырять мне очень и очень понравилось, потому что на дне колодца я обнаружил матрас из обезьяньей шерсти, лежа на котором Дондока рассказывает мне после того как около десяти вечера я бываю вынужден прервать ученый разговор с моим уважаемым другом и его объемистой супругой и покинуть их о некоторых проказах почтенного судьи... Но, к сожалению, это уже не для печати...
Теперь вы сами видите, что у меня действительно есть кое-какой опыт не первый раз приходится мне разузнавать всю правду до конца. Понаторев в этом деле, я, памятуя изречение судьи о том, что "наш долг искать правду везде, в любом случае", решил размотать клубок и раз навсегда внести ясность в спорный и трудный вопрос о приключениях капитана. Но здесь не просто клубок, который надо распутать, дело обстоит гораздо сложнее. Внутри клубка есть морские узлы, некоторые нити порваны и концы их висят, встречаются нити другого цвета, подлинные события переплетаются с вымышленными, и, как знать, где во всем этом скрывается правда? Тридцать лет тому назад, в 1929 году, приключения капитана и сама его личность были в центре внимания всего Перипери. То и дело вспыхивали бурные споры, жители предместья разделились на два враждующих лагеря, между которыми едва не вспыхнула гражданская война. Ненависть росла: на одной стороне были защитники капитана, его горячие поклонники, на другой - противники. Во главе последних стоял старый Шико Пашеко, отставной финансовый инспектор. Об этом человеке вспоминают не иначе, как с усмешкой: очень уж он был остер на язык, непочтителен и всегда настроен скептически.
Впрочем, наберемся терпения и не будем забегать вперед - ведь поиски правды требуют не только решимости и твердого характера, но также спокойствия и методичности. В данный момент я нахожусь еще только на краю колодца и соображаю, как лучше спуститься в его таинственные глубины. А старый Шико Пашеко уже тут как тут - выкарабкался из своей могилы, затерянной на каком-то далеком кладбище, и пристает ко мне, старается сбить с толку, запутать.
Отвратительный тип, назойливый, тщеславный, самовлюбленный, вечно он стремился привлечь к себе внимание, выделиться. Он непременно хотел быть первым - и это в нашем цветущем пригороде, где все так спокойно и тихо, где даже на море не бывает бурь и свирепые волны никогда не бьются о берег, а жизнь обитателей течет так мирно и неторопливо.
Мое желание, мое единственное желание - прошу мне верить! - быть беспристрастным и объективным.
Я хочу отыскать правду в вихре противоречий, выкопать ее из глубин прошлого, не становясь ни на ту, ни на другую сторону, сорвать все покровы фантазии и полностью обнажить наготу правды. Хотя я и имел случай убедиться с помощью Дондоки, что полная нагота далеко не всегда так соблазнительна, как смугло-золотистое тело, которое выглядывает из-под какого-нибудь покрова... Но ведь в конце концов не ради этого мы с таким отчаянием и упорством ищем правду на белом свете!
ГЛАВА ВТОРАЯ
О прибытии героя в Перипери и о его родстве с морем
- Вперед, юнги!
Это был голос человека, привыкшего командовать.
Он вытянул руку, показывая курс, каким предполагал следовать, сошел с железнодорожной платформы и пустился в плавание, твердо держа штурвал и вперив глаза в буссоль.
Образовалось нечто вроде небольшой процессии, которая и двинулась по улице: впереди решительно и спокойно шел капитан, в нескольких метрах позади не.го брели два носильщика - Како Подре и Мисаэл, тащившие багаж капитана. Како Подре к этому времени уже выпил свою обычную порцию и шагал не слишком уверенно, звание "юнги", данное новоприбывшим, вряд ли было ему под стать. Собрались любопытные, они шептались: штурвал, который Мисаэл нес на голове, волновал их воображение.
Капитан не вошел в дом. Он ограничился тем, что указал носильщикам, куда нести вещи, а сам зашагал дальше, к берегу моря. Дойдя до скал, он остановился и посмотрел вверх взглядом знатока, после чего начал подъем. Скалы у нас не отличаются ни высотой, ни крутизной. В летние дни по ним лазают ребятишки, а по ночам в их тени скрываются влюбленные. Но в выражении лица капитана было столько решимости, что все разом ощутили опасность предприятия: казалось, наши скромные скалы превратились в недоступную каменную гряду, на которую еще никогда не ступала нога человека.
Дойдя до верха, капитан остановился, скрестил руки на груди и вперил взор в водную гладь. Он стоял неподвижно, ярко освещаемый солнцем, ветер наш всегдашний мягкий бриз - развевал его волосы. Он напоминал солдата, вытянувшегося на параде по команде "смирно", или, вернее, учитывая его величественность, бронзовую статую какого-нибудь генерала. На капитане была странная куртка из грубой синей материи с большим воротником, несколько похожая на военный китель. Один лишь Зекинья Курвело, заядлый читатель приключенческих романов, догадался, что перед ними настоящий морской волк во плоти и крови. Он шепнул остальным, что приезжий в своем кителе чрезвычайно похож на капитана - точь-в-точь такой капитан изображен на обложке одного морского романа, повествующего о приключениях хрупкого парусного судна в открытом море среди ветров и бурь.