Анна вздохнула. Куда-то вдруг испарились и гнев из-за того, что он пропустил ужин, и желание составлять списки, хотелось только одного: услышать на лестнице его шаги и как ключ поворачивается в замке. Ну знает же она, что он корпит над расследованием убийства, ясное дело, пошел выпить куда-нибудь с ребятами. Анна допила свой бокал, приняла душ и собралась ложиться. Она подумала, что раз уже поздно, то он, вероятно, поехал к себе на квартиру. Она позвонила туда, но никто не ответил. Тогда она решила для верности позвонить ему на мобильный, но тут услышала, как кто-то поднимается по лестнице. Анна торопливо подошла к двери, думая, что это, наверное, он, однако, прислушавшись, нахмурилась. Кто-то ступал тяжело и медленно, вместо звука открываемого замка раздался звонок. Анна остановилась в нерешительности, звонок раздался снова.
— Кто там? — спросила она, прислушиваясь к звукам за дверью.
— Майк… Майк Льюис, Анна.
Она торопливо защелкала замком. Стало ясно — что-то случилось.
— Можно войти?
— Что такое? — спросила она, распахнув дверь.
На площадке, с лицом белым как полотно, напряженно застыл детектив-инспектор Льюис.
— Плохие новости…
— Что случилось? — еле выговорила она.
— Джимми… Он в больнице Святого Стефана.
Ленгтон и его команда только что предъявили обвинение убийце молодой женщины. Когда тот сказал, что в убийстве были замешаны еще двое из его уличной шайки, за дело взялся Ленгтон вместе с детективами Льюисом и Баролли — близкими друзьями и сотрудниками его убойного отдела. Они разыскали этих двоих, и один из них пырнул Ленгтона ножом сначала в грудь, а потом резанул по бедру. Ленгтон был в очень плохом состоянии.
Когда патрульная машина стремительно подлетела к больнице, Анна уже успокоилась: он не должен был увидеть, что ей страшно. Торопливо шагая по коридорам к отделению интенсивной терапии, они налетели на Баролли.
— Как он? — спросил Льюис.
— Пока держится, но, в общем-то, не очень. — Баролли протянул руку и сжал ладонь Анны. — Эта сволочь порубила его мачете.
Анна сглотнула комок в горле. Все трое поспешили дальше, в отделение.
Перед тем как ей разрешили пройти к Ленгтону, к ним вышел кардиоторакальный хирург. К счастью, удар прошел мимо сердца, но ткани серьезно пострадали, к тому же было задето легкое. Анна почти не понимала, что ей говорят о серьезности ран, — от потрясения она была чуть ли не в обмороке и глубоко дышала. Бледные Льюис и Баролли тоже практически не говорили. Льюис только спросил, выкарабкается ли Ленгтон.
Хирург повторил, что состояние серьезное и пока что они даже не могут точно определить, насколько тяжелы ранения. Для поддержания дыхания включили искусственную вентиляцию легких, пульс бился очень медленно.
— Можно на него посмотреть? — спросила Анна.
— Можно, но только недолго. Мы ввели ему успокоительное, так что вряд ли он сможет говорить. В отделение ни в коем случае не заходить! Посмотрите через стекло, и достаточно. Не хватает ему только чем-нибудь заразиться. Он сейчас очень слаб.
За трубками Ленгтона почти не было видно. Аппарат искусственного дыхания тихо шипел, закачивая в легкие воздух. Анна прижалась лицом к стеклу; как она ни старалась, слезы неудержимо текли по лицу, однако стояла она молча. Льюис заботливо обнял ее за плечи, но ей этого совсем не хотелось. Ей хотелось остаться одной, хотелось быть поближе к Ленгтону, а больше всего ей хотелось подержать его за руку.
Анна пробыла в больнице всю ночь, Льюис и Баролли отправились по домам.
Наутро Ленгтону стало хуже. И опять Анна лишь беспомощно наблюдала, как медики пробуют запустить его сердце. Только когда ей сказали, что состояние его стабилизировалось, она вернулась домой, совершенно измотанная эмоционально и физически.
День второй
Тем же утром, только позднее, Анна вернулась в больницу, она сидела и ждала, когда ей разрешат хотя бы посмотреть на него. Казалось, что время остановилось, но она все стояла и стояла за стеклом отделения интенсивной терапии и смотрела, как над Ленгтоном хлопочут врачи и медсестры. Так же как и накануне, она не плакала, ей казалось, что она зависла в состоянии паники. Голова раскалывалась, и она чувствовала себя больной. Льюис заставил ее пойти перекусить, а сам остался у стекла — смотреть.
В больничном кафе почти никого не было. Она заказала кофе, суп и булочку, но практически не притронулась к еде, только отщипывала хлебный мякиш и скатывала его в шарики. Глотать не было сил, в голове крутилось одно: «Ленгтон может умереть». Просто не укладывалось в голове, как такой мощный источник энергии вдруг возьмет и остановится. Закрыв глаза и сложив дрожащие руки на коленях, Анна шепотом повторяла:
— Пожалуйста, сделай так, чтобы он не умер… Пожалуйста, сделай так, чтобы он не умер…
Когда она вернулась к Льюису, тот сидел в кресле с жесткой спинкой и читал «Дейли мейл». Крупный заголовок гласил: «ЗАРЕЗАН ВЕДУЩИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ». У Льюиса была еще целая стопка газет, и везде на первой полосе сообщение о нападении. Происшествие получило большой отклик: в Лондоне резко участилось количество нападений с использованием ножа. Ленгтон стал одним из первых офицеров полиции, пострадавших от такого нападения, притом ранил его нелегальный иммигрант, до этого случая убивали чаще всего школьников. В новостях говорили о программе добровольной сдачи холодного оружия «Амнистия на оружие», проводимой столичной полицией, высказывались предположения, что только в школах сотни тысяч вооруженных детей.
Льюис сложил газеты и вздохнул:
— Тошнит меня уже от этих газет. Не пишут ведь, что тех двоих подонков все еще ищут, только вряд ли найдут. Хорошо хоть этого козла нашли.
— Который на него напал?
— Нет, по делу, с которым мы работали, — убийство проститутки, Карли Энн Норт. Его взяли, когда он отрезал ей голову. Местный полицейский увидел, вызвал подмогу, а когда полиция приехала, двое его так называемых приятелей рванули оттуда.
— Тогда вы и взялись за это дело?
— Да. Джимми его допросил. Оказалось, нелегальный иммигрант из Сомали, Идрис Красиник, двадцати пяти лет. Полгода отсидел за кражу, и выпустили! Черт знает что, отпустить такого урода! Сейчас его держат в отделении, в Ислингтоне. Теперь вот без Джимми придется разбираться.
— А те, которые с ним были… Что же, совсем никаких следов?
— Никаких. Мы пробовали их искать — Красиник подсказал кое-что. Вот тогда это и случилось.
Анна заметила, что Льюиса трясет: он хватал ртом воздух, как будто ему было трудно дышать.
— Так что же он подсказал? — осторожно спросила она.
Льюис поднялся с места:
— Тогда это и случилось… Мы приехали в эту дыру в Брикстоне, поднялись по лестнице, и вот… — Он вздохнул, покачал головой. — Этот урод, наверное, умотал туда, откуда приехал. Просто невозможно поверить! Того, который сидит в Ислингтоне, должны были депортировать куда подальше, но в министерстве решили, что, если он вернется домой, там ему будет опасно находиться, вот и выпустили его к нам на улицы! Мир совсем с ума сошел.
Анна кивнула. Она знала, что в прессе много пишут о нелегальных иммигрантах — не столько об огромном их количестве, сколько о том, что многих выпускают из тюрем и они исчезают без следа: не только грабители, но и вооруженные убийцы, и насильники. Как выразился Льюис, все это не укладывается в голове, и вот теперь Ленгтон заплатил такую ужасную цену. Она видела, что Майк тоже переживает, и перевела разговор на другую тему.
— Почему нам не дали взглянуть на него? — спросила она.
— Его снова отвезли в операционную. Я не знаю, что происходит, кроме того, что с ним не все хорошо.
Хирург, с которым они разговаривали рано утром, подошел к ним, как будто прочитал мысли. Крупный Хью Хантингтон был улыбчив и молод для врача его квалификации. Он пододвинул кресло и уселся рядом с ними.
— Мы весь день колдуем над вашим другом, и, по-моему, уже можно вам кое-что сказать. Пока что мы не понимаем, насколько все опасно. Что, хотите знать все как есть?