Вера поступила, как и все, в строительный техникум, на маляра. Но учиться ей там, естественно, не нравилось. Она познакомилась с каким-то восточным человеком по имени Али и стала с ним жить, в комнате, которую он снимал. Али обещал Вере на ней жениться, как только он получит российское гражданство, но тут неожиданно приехала его жена из Дагестана, о которой он Вере ничего не говорил, и Вере пришлось уйти обратно в общежитие. А когда она ушла, то обнаружила, что беременна. Она звонила мне, плакала, говорила, что не должна мне всего этого говорить, что я еще маленькая, но мне уже исполнилось тогда четырнадцать лет и даже сразу дали паспорт, поэтому я внимательно выслушала Веру и сказала ей:
– Если ты сделаешь аборт, у тебя может больше никогда не быть детей. А если не сделаешь, то совершенно непонятно, как ты будешь дальше маяться в семнадцать лет с ребенком. Выбирай.
Вера мне на это ответила, что ей совершенно непонятно, кто из нас старшая подруга, и потом долго мне не звонила. Через два месяца я сама ей дозвонилась и узнала, что она теперь живет у какого-то молдаванина, который строит дачи и ремонтирует квартиры в городе. Мне неудобно было спросить, что она решила с ребенком. Но она сама мне сказала, когда ушла от этого молдаванина, что он оказался грубым и пьющим человеком. Вера рассказала, что сделала аборт у очень хорошей женщины, совсем недорого, и что она теперь знает место, где можно избавляться от беременности. И всем подружкам будет советовать эту женщину.
Я смотрю, как живет Вера, и так не хочу. Она-то еще ничего, а некоторые сразу спиваются или попадают в тюрьму. Когда едешь к нам, то есть развилка, на ней две надписи: налево – исправительная колония, направо – детский дом. Многие наши выпускники, выйдя из детского дома, месяца два-три поболтаются в городе, а потом прямиком – в колонию. За какую-нибудь ерунду. Украдут кусок колбасы в магазине и банку пива. Их поругают, если добрый охранник попался, и отпустят, а если злой, невыспавшийся, работает в трех местах «сутки-трое» и нигде толком не спит, то он их раз – и в полицию. А там уже знают – детдомовские, значит, лучше сразу посадить. Если начали воровать, то и дальше будут.
Вот как легко Паша сказал, что на спор украдет деньги, чтобы мне понравиться. Наверно, уже пробовал. Или слышал, как мальчики старшие всегда хвастались, может, врали, а может, и правда. Откуда тогда у них деньги на пиво и на водку? Старшеклассники почти все пили. Сейчас мы стали самыми старшими, хотя у нас не всегда возраст и класс соответствуют. Например, в восьмом классе есть мальчик, которому шестнадцать лет. А я в девятом, хотя мне только весной будет пятнадцать.
Но Вера не плохая и не ворует, и пока была в детском доме – не пила, я никогда от нее запаха не слышала, а я же все запахи очень хорошо чувствую. Вера просто очень добрая и доверчивая. Если ей человек что-то скажет, она сразу верит. Вот как она могла поверить этому Али или сразу пойти жить к молдаванину, который не только ее избил, но и отобрал ее сапоги, которые она почти на всю стипендию себе купила. Зачем только ему Верины сапоги – непонятно. Может, у него тоже есть жена, как у Али, приедет сейчас к нему, а он – с подарками ее встречает, с Вериными сапожками.
Чтобы поступить куда-то еще, кроме строительного техникума, нужно хорошо учиться. Я учусь лучше всех среди наших, но все равно чувствую, что очень мало знаю и умею. В онлайн-олимпиаде зимой я несколько задач решила, я в некоторых даже не поняла, о чем речь. Так же и в биологии, географии, тем более в английском или химии. Я не знаю, где мне брать книги, учебники, и вообще не знаю, с какого конца подступаться. Если бы была жива Надежда Сергеевна, она бы точно сказала, как мне готовиться к институту. Однажды в нашей новой школе, куда нас возят на автобусе, я подошла к учительнице, которая показалась мне самой приятной из всех, и попросила дать какие-нибудь дополнительные пособия.
– Ты что? – удивилась она. – Зачем тебе это?
– Я хочу… Просто хочу больше знать.
– Ладно, принесу, – пообещала она, но ничего не принесла, а стала как-то ко мне придираться.
Я понимаю, что наших не любят в городе, в поселке и тем более в школе, куда мы теперь ездим. Наши мальчики ругаются матом, пьют, прогуливают, плохо учатся. Девочки сильно красятся, тоже ругаются и уж точно учиться не хотят. И все равно это несправедливо. Не могу найти слов, не знаю, почему несправедливо, ведь они правы – те, кто нас не любит, но чувствую, что это так.
– Руся, тебе пришло письмо? – ко мне в комнату заглянула моя маленькая подружка Люба, веснушчатая, очень милая девочка. Она всегда ждет почту, ей иногда пишет дедушка, но очень редко и путано. Но она все равно радуется и прыгает, когда ей приходит письмо.