– Эссе. Или сочинение.
– М-м-м… Чудишь ты что-то… Гормоны вас замучили… Хочешь, пиши.
Я переглянулась с Машей, которая сидела и беззвучно смеялась.
– Да она вам такое напишет… – завелся было снова Песцов.
– Кнопку нажми! – посоветовала ему Маша.
После русского у меня как-то резко улучшилось настроение. Я все хотела спросить Машу, как закончилась вчера у них техногенная катастрофа, и не спрашивала. Мы говорили о чем-то хорошем, веселом, и думать о плохом не хотелось. Сзади маячил Веселухин, и вообще все было хорошо.
– Ты пойдешь на танцы, попробуешь позаниматься? – спросила я Машу. – Сегодня будем новый танец учить. Очень трудно, ни у кого пока не получается. Прыжки сложные. Пойдем!
Та вздохнула.
– Пойду, но не сегодня. Мама просила сразу после школы домой. – Она отвернулась.
Я больше ничего спрашивать не стала. А что спрашивать? По тону все понятно. По тому, как погрустнела Маша.
– Знаешь, у нас была такая замечательная учительница русского языка, Надежда Сергеевна, – начала я. – Благодаря ей и еще Вере я смогла как-то приспособиться в детдоме. Надежда Сергеевна ко мне относилась просто как родственница. Я иногда ходила к ней в гости, она жила в городе. И обо всем разговаривали, вообще обо всем, как когда-то с мамой. Она мне о себе рассказывала, спрашивала о том, что я чувствую, о чем думаю, об отношениях с детьми… Когда она погибла, стало хуже. У меня все время кто-то уходит. Сначала мама. Это вообще было очень страшно. Потом Надежда Сергеевна, я тоже очень скучала без нее. Потом уехала Вера в город, и там у нее началась новая жизнь…
Маша слушала молча.
– Теперь вот ты появилась и за несколько дней стала моей лучшей подругой, потому что ты похожа на меня. Так же говоришь, так же думаешь. Мне так кажется.
– Да, – кивнула Маша. – Мне тоже так кажется.
– И ты тоже уходишь.
– Нет, что ты!
– Ну, я же понимаю. Раз тебе не разрешают со мной общаться…
– Нет!..
– Да. Я понимаю. Иди домой, не задерживайся, а то еще переведут в другую школу, у нас же здесь есть вторая школа.
– Хорошо, – Маша быстро взглянула на меня, хотела еще что-то сказать, но я ушла первая.
Все равно мне нужно было съездить в детский дом пообедать, я хотела успеть на автобус вместе со всеми. Веселухин с Гошей уже махали мне руками, чтобы я поторопилась. Может быть, ее мама поймет, что от меня никакого вреда не будет? Или она знает что-то такое обо мне, чего я не знаю сама? И я, правда, могу испортить ее Машу, хотя я не курю, не ругаюсь и не пью. Чем-то еще могу испортить. Или вот возьму сейчас, куплю пива или энерготоник вместо того, чтобы идти на танцы, и буду сидеть во дворе детского дома, пить и обниматься с Веселухиным. Его тоже не пущу на футбол. Скажу: «Да, хорошо, чем я лучше Алёхиной, пошли!» Если обо мне думают, что я плохая, я что, должна доказывать все время, всем, что я хорошая?
Настроение было испорчено окончательно. Только что все было так хорошо. Веселухин пытался рассмешить меня, рассказывал какую-то несмешную ерунду, но я только покачала головой:
– Отстань.
– Ты что? – удивился Паша. – Обиделась на что-то?
– Обиделась, но не на тебя. Отстань. У тебя есть сигареты?
– Сигареты? Зачем тебе? Решила закурить? Нет, я не курю, меня рвет от сигарет.
– А, то-то я думала – почему никогда тебя с сигаретой не вижу? Думала – хорошо прячешься. А тебя, оказывается, рвет… Ты еще раз попробуй.
– Руся, ты что, заболела? – Веселухин попытался положить руку мне на лоб – он видел, что так воспитатели делают, когда боятся, что у нас жар.
Я отбросила его руку.
– Заболела.
– У тебя живот болит?
– У меня… – Я взглянула на него. Что он может понять? Мальчики такие примитивные. – У меня тоска, понимаешь? Болезнь такая.
– А… – Веселухин слегка растерялся. – А отчего это?
– Отчего…
Как расскажешь ему? Он мне, что, друг? Друг не запирается с Дашей Алёхиной в подсобке. Пусть сначала определится, кто ему друг, а потом я уже буду ему рассказывать.
Я решила позвонить Анне Михайловне. Я никогда ей раньше не звонила, возможно, на это уйдут все деньги. Ну и ладно.