– Паш, ты чего? Забыл, что дальше, что ли?
– Ага… – Веселухин остановился, довольно небрежно бросив на землю мой пакет с грибами, и неожиданно подступился ко мне, пытаясь обнять.
– Тебе гормоны в голову ударили, да? – я негрубо, но решительно отодвинула его руки. – Ты же вчера в подсобке с Алёхиной куролесил.
– Откуда ты знаешь? – красный то ли от ярости, то ли еще от чего-то, Веселухин тяжело дышал и снова тянулся ко мне с распахнутыми руками.
– Паша, успокойся. Ничего не будет, понятно? Ты за этим за мной в поселок увязался? – Я спокойно подняла пакет, заглянула в него. – Вот ты дурак, а! Я грибы собирала, а теперь половина сломанная!
– Я тебе положу денег на телефон, – быстро заговорил Веселухин, – положу!
– Да? А откуда у тебя деньги?
– Не важно! Есть! Сопру! Сейчас хочешь, на спор?
– Ой! – Я отмахнулась. – Уж с воришкой я точно обниматься не буду, ясно? Так, все. Или ты спокойно со мной идешь, анекдоты рассказываешь, или я иду одна. Я хочу к обеду вернуться. А ты возвращаешься в свой гарем и выбираешь, с кем ты сегодня будешь кувыркаться.
– Да я… Да мы просто…
– В шахматы в подсобке играете, да? – засмеялась я.
– И чё, ты вообще не ревнуешь? – удивился Паша.
– Мальчикам лучше не вдаваться в такие нюансы психологии. Все равно не поймешь. У вас мозги тупее. Ревную – не ревную… Паш, не останавливайся на каждом шагу, что ты смотришь, не видел меня никогда, что ли?
– Нет. Не замечал, что ты такая…
– Паша! – Я даже подтолкнула слегка Веселухина, который опять столбом встал на тропинке. – Пойдем быстрее, пожалуйста!
Мне, конечно, по-прежнему немножко нравился Веселухин, но еще больше он меня теперь раздражал. Или даже не раздражал, а вызывал такое чувство, какое бывает, когда тебя угощают старыми конфетами. Так бывает иногда. Берег-берег человек свои конфеты, прятал где-то, а они стали старые и затхлые. И есть их больше невозможно. Откусишь один раз, потом долго во рту этот привкус.
Но говорить о таких сложных своих чувствах я Веселухину не стала. Мне кажется, мальчики вообще примитивнее и в чувствах ничего не понимают. Иначе они бы так странно себя не вели.
Веселухин притих и шел молча, только недовольно сопел и пару раз сказал:
– Зачем я только с тобой пошел?
– Вот именно, – пожала я плечами.
Но он продолжал идти рядом.
Грибы мы продали быстро и все, даже несмотря на то, что несколько самых больших и лучших грибов сломались, когда Веселухин швырнул пакет в лесу. Мы разделили их на несколько кучек, и половину почти сразу купила женщина из города. Я вижу этих людей, они чем-то отличаются от наших поселковых. Вроде и одеваются все похоже… Похоже, да не так. Она была с девочкой, наверно, моего возраста.
Веселухин быстро оглядел их и пробурчал:
– Зачем им наши грибы? Буржуи…
Сказал он не так, а очень грубо, поэтому я сильно пихнула его локтем.
– Ты чё? – удивился Веселухин. – Больно же.
– Ненавижу мат. Или заткнись, или уходи.
– Ладно, – неожиданно покладисто согласился Паша. – Чудная ты… Ладно, не буду. А зачем им грибы?
– Суп варить, Паша. Что, если они, как ты выражаешься, буржуи, они суп не варят? Слово-то какое откопал…
– Ну а как сказать?
– Не знаю… – Я смотрела на маму с дочкой, которые покупали у соседних продавцов бруснику и последнюю в этом году зелень.
Девочка как будто почувствовала мой взгляд и обернулась. Я посмотрела еще немножко и первая опустила глаза. Я ей завидую, я понимаю это. У меня хватает смелости сказать себе это. Как только сказала, сразу стало легче. Или я это придумываю, или точно помню, что меня учила так мама.
Мама и Надежда Сергеевна совсем были непохожи внешне. Мама – изящная, стройная, невысокая, всегда с аккуратным пучком светлых волос. А Надежда Сергеевна – рослая, с крупными плечами и ногами, рыжеватая, больше похожая внешне на учительницу физкультуры, чем русского и литературы. Но чем-то внутренне они были очень схожи. По крайней мере, я часто не могу понять, кто из них меня чему-то учил. Вроде помню и мамины слова, точно помню, а вроде и помню, как Надежда Сергеевна оставалась в классе после уроков, я сидела с ней или не сидела, а вытирала доску, переворачивала стулья, а она мне что-то рассказывала, говорила именно такими словами, как мама… Не знаю теперь. И никто уже не скажет. Ни той ни другой уже нет.
– Что? – Мама девочки обернулась и посмотрела туда, куда смотрела дочь. – Что ты там забыла? Хочешь еще что-то купить?