– Так. А он тебе не нравится?
– Нет.
– И эта неприязнь взаимна?
– Да.
– Тоже довольно обычная история. Тебя это угнетает? Нет, он действительно пришел убедиться, что здоров. Доктор назвал Юна приятным исключением из правил.
Ему обычно досаждают люди, твердо знающие, чем именно и насколько серьезно они больны и какие лекарства им надо выписать.
– Можно, конечно, провести полное обследование, но, честно говоря…
Юн ушел.
Элизабет весь вечер была задумчива, ее мучили запоздалые сомнения. Сама заварила кашу, говорила она, а теперь боюсь, как все пойдет, если Ханс вопреки ожиданиям все-таки разведется.
Они пили какао и снова были почти как настоящая семья. У нее на коленях лежало вязанье, он сидел в кресле-качалке и рассматривал свои ладони – бесконечную паутину линий судьбы.
– Лизы нет в живых, – робко сказал Юн.
– Чушь. Это неправда, даже если это написано на стене.
– Откуда ты знаешь?
– Юн, нельзя, чтоб из-за таких вещей у тебя появлялись страхи.
– Осенью водолазы нашли что-то в Лангеванн. Может, Лизу?
Нельзя было говорить это, но Юн жил в постоянной тревоге, весь извелся – вот и вырвалось.
– Ты заговариваешься, – ровным голосом сказала Элизабет. – Это просто мрачная, неудачная шутка. Я не дам и пяти эре за эти твои «пятна» в Лангеванн. Дед тоже чего только в озере не видел – ты забыл? Тогда решили, что там живет морское чудовище, он даже интервью по радио давал.
– Да, но…
– У тебя неуемная фантазия. Помнишь, как ветром снесло крышу с овина Карла и она упала на дорогу? А ты решил, что началась атомная война, настал Судный день и бог знает что.
– Мне же было лет десять, если не семь…
– Пятнадцать. Это случилось летом, после твоей конфирмации.
– Какое лето? Ноябрь.
– Нет, это было в июле, в самую страду! Сушила сдуло в море, помнишь?
Да, про сушила он помнил.
– Лиза живет припеваючи. Я видела ее пару месяцев назад, не больше. Ей пришлось уехать с острова из-за проблем с отцом – только из-за этого, кстати говоря, – и она сейчас у родни на юге. Юн, тебе нужно понять это и смириться, ты же взрослый. Жизнь не похожа ни на кино, ни на детектив. В основном она обычная и очень скучная…
Под водостоком на улице звенела капель, успокаивающе постукивали спицы в руках Элизабет, и старые ходики на стене тикали в своем обычном сонном ритме.
Юн вернулся к повседневности и сказал:
– Карл зовет меня искать овец.
– Понятно. А платить будет?
– Да нет…
– Так я и думала. Знаешь, сколько он взял за то, что вытащил из кювета машину Ханса?
– Нет.
– Триста крон! Живоглот. Почему это ты должен пахать на него бесплатно? Деньги у него есть.
Это уж наверно. Коров и быков у него много, фонд помощи жертвам стихийных бедствий ему не отказывает, работники у него нелегалы, да еще Карл ухитрился немало вытянуть из муниципалитета за то, что водопровод прошел по его земле. Так посмотреть, дела у Карла лучше, чем у большинства крестьян на острове, хотя хутор его и лежит в развалинах.
В тот вечер Юн засыпал, думая о Георге. Его мучило, что водолаз не дает о себе знать. Он уехал более месяца назад – слишком большой срок для того, чтобы его молчанию можно было найти какое-то утешительное оправдание.
15
С утеса ему открывалась вся деревня, одинокие хутора на севере острова, изрезанный шхерами берег. Юн искал в горах овец, не для заработка – от Карла гроша ломаного не дождешься, – но чтобы вырваться из дома. Там переезд из планов становился реальностью. Элизабет по мелочи паковала вещи – то картинку, то бра; как придет из школы, так до ночи и складывает. Медленно, но упорно она убирала его мир со столов, стен, со всех привычных мест и прятала в серые коробки, расставленные по всему дому, который теперь скорее напоминал склад.
Юн получил деньги за работу на озере Лангеванн и в каком-то безнадежном порыве купил на них вагонку для западной стены. Но было поздно: бессмысленные, по ее мнению, траты уже не могли заставить Элизабет свернуть с пути.
– Хоть в море выкини! – рассмеялась она ему в лицо. Все было решено.
Вот он и сбежал в горы. Здесь между ним и пропащей деревней лежит печальная даль. Там внизу все замерло. С рыбой на этот год покончено, бочки с засоленной селедкой стоят за рыбзаводом, скот в стойлах, стройки, включая водопровод, заморожены до тепла… Настала осень: куда ни бросишь взгляд – слякоть, мокрый снег, бурые поля и черные горы.
Юн закрыл глаза, уперся лбом в скалу и подумал, что, если бы не разоряли дом его детства, он был бы вполне счастливым человеком. Про пятно в воде он забыл, видения его больше не посещали. Он мог бы наслаждаться осенне-зимней спячкой, хотя бы обществом Карла и его косматых овец. Легонько уткнуться головой в камень, знать, что есть в этом мире Юн, – и ничего больше не требовать.