Шум утих. Некоторое время обсуждали, где продолжить праздник. Парами и поодиночке люди отделялись от толпы и исчезали в темноте, тарахтели мотоциклы, с парковки одна за другой уезжали набитые машины. Наконец погасили свет, и за последним шатающимся участником гулянья захлопнулась дверь клуба.
Обычно Юну было любопытно, кто с кем ушел и кто отправился не домой, а в амбар или на сеновал, чтобы вписать новые тайные страницы в бесконечный кондуит укромной жизни острова. Но сегодня его это не интересовало. Он побрел через лес, по старой колее спустился к воде и вдоль моря пошел домой.
Против ожиданий там было пусто: странно, вообще-то жена Ханса по субботам не работает, и Элизабет обещала быть дома.
Юн включил видеокамеру и уселся на стул.
– Я виделся с водолазами, – сказал он. – Говорил с ними. Они напуганны.
Но он не уточнил, чем именно, а обрушился с попреками на некоторых, кому дома не сидится.
– Ты мне обещала! – повторял он.
Когда Юн умрет (что могло случиться в любой момент), этот видеоархив усилит муки совести его эгоистки-сестры, все годы ловко душившей их в зародыше.
Он находил все новые и новые слова, чтобы выразить свое одиночество, и жалость к себе сильнее сжимала горло. Юн разрыдался. Зеркало объектива отразило его взопревший лоб с прилипшими мокрыми волосами: измочаленный замухрышка, еще более жалкий, чем в самые тяжелые часы своей жизни.
– Я не пью больше лекарств, – выкрикивал он, – и ты знаешь, как это ужасно! Ты обещала помогать мне!
Юн разошелся и бушевал, пока его не сразила ужасная мысль: все, что он тут выкрикивает, – это правда, и он воистину самая жалкая тварь на этой мерзкой Божьей земле. Он убежал в свою комнату и включил музыку на полную громкость.
– Я еще ребенок, – кричал он, – я еще мал, но никто не хочет заботиться обо мне!
Он посмотрел на себя в зеркало. Парадная куртка? Смешно! Он стащил ее с себя и швырнул в шкаф. А эти брюки? Кто теперь носит такую дрянь?
Юн открыл окно.
– Пожалейте меня! – захлебываясь слезами, прокричал он в темноту. – Пожалейте!
И стало легче.
Он закрыл окно, приглушил музыку и сел на стул, совершенно опустошенный.
– Псих я,– признался он самому себе и покосился на зеркало, сконфузившись.
Проверил, не хочет ли он женщину. Обычно после праздников у него всегда возникало разнузданное желание. Но нет – сегодня нет.
Юн улыбнулся.
4
В конце сентября, утром, в первый свой рабочий день Юн вышел из дому, отправляясь на озеро Лангеванн. Промозглый холод пробирал до костей. Солнце просвечивало сквозь дымку, как желток в яичнице. Ветра не было, на востоке лежало мертвое море. Первый снег белел, как плесень, в зазоре между горами и темно-синим небом и хрустел под ногами.
Когда Юн пришел, водолазы уже работали. Они стояли в воде, склонившись над концом черной пластиковой трубы, один со сварочным аппаратом, второй с разводным ключом и муфтой в руках. В гидрокостюме был только Пол.
На берегу гудел компрессор, из вагончика пахло свежим кофе, по траве были раскиданы инструменты и вещи, лежали бетонные грузила и муфты, громоздилась гора новых труб, чернело кострище. Юн вошел в воду и присел на борт лодки.
Крысястый заметил его первым.
– Ты? – удивился он.
Юн развел руками. Водолазы в недоумении переглянулись. Крысястый пошлепал к нему по воде, ключ у него в руке блестел, как оружие. Юн встал.
– Я пришел работать, – сказал он. – Трубы буду резать.
– Ничего ты не будешь делать. Глаза б мои тебя не видели. Марш домой!
Юн не тронулся с места.
– Я серьезно, – продолжал водолаз. – Пусть пришлют другого.
– Других нет. Только я.
– Что за чушь! На острове полно безработных парней.
Он раскраснелся от возбуждения. Вокруг глаза еще заметна была желтизна от синяка, да и отек над верхней губой не спал. Юн смиренно глядел в землю, лишь бы не испортить все дело.
– Это заговор, что ли? Я прошу помощника, а присылают кого – тебя?
Теперь и Пол вышел на берег. Они вдвоем отошли в сторону, переговорили, и обратно крысястый вернулся в менее воинственном расположении духа. Он вытер руки о тряпье и кивком указал на джип, стоявший на пригорке, где было посуше. Мол, пошли туда.
Водолаз нашарил в деревянном ящике ножовку и включил ее в удлинитель.
– Значит, Римстад прислал тебя, – пробубнил он, вручая Юну катушку удлинителя. Они протянули провод до штабеля старых труб из ПВХ, сваленных в русле ручья метрах в пятидесяти. – Именно тебя?