Какое-то мгновенье он рассматривал меня так, будто собирался шить мне костюм. Потом гортанный, каркающий голос с сильным акцентом сказал:
— Подойди сюда. Сядь. Я тебя не съем. Там, в приемной, нет главного инженера? Такой маленький человек в очках.
— Нет, — ответил я.
Я подошел и сел по другую сторону письменного стола. Диплом и направление я держал в руках; едва я коснулся стула, Мироян перегнулся через стол — и бац! — диплом и направление уже лежали перед ним на столе. И то и другое он прочитал от надписей до подписей, шевеля губами так, будто разбирал по слогам.
— Значит, ты должен был прибыть к нам первого октября, — сказал он. — А сегодня четвертое ноября. Как октябрь иногда затягивается. А, Рамакаев?
— Я ездил домой, — сказал я.
— А если я все брошу и тоже уеду на месяц домой?
По виду Георгию Аршаковичу нельзя было дать и сорока. Лицо его было смуглым и бритым, и голос — резким, сварливым, каркающим. Глаза навыкате смотрели мне и середину груди, потому что уже видели по мне своего подчиненного. Но в ту минуту я еще не был его подчиненным. Я верой и правдой пять лет просиживал штаны в аудиториях и читальных залах, я конспектировал, учил и сдавал, мотался по сборам и стройотрядам, ползал с автоматом в жидкой грязи…
— Надеюсь, вы недурно проведете время, — сказал я.
Мироян вынул пачку сигарет, вытащил одну, прикурил от газовой зажигалки, откинулся на спинку кресла и выпустил первую затяжку. Голова его сидела на короткой и крепкой шее по-борцовски, с наклоном вперед. Розовая полотняная рубашка плотно облегала выпуклую широкую грудь.
Он смотрел на меня, не мигая.
— Так мы не скоро столкуемся, — сказал он из облака табачного дыма.
— Почему? — сказал я. — Два дня я провел у вас в приемной, ожидая, пока вы уделите мне минуту-другую. Если целый месяц вы ждали меня, как я вас, я готов перед вами извиниться.
— Месяц назад у меня нашлась бы для тебя работа, — сказал он задумчиво.
— Меня не было в городе, — сказал я.
— Чего же ты хочешь теперь?
— Меня к вам прислали по распределению, — сказал я. — Я хочу услышать, есть ли в вашем тресте работа по моей специальности. И если такой работы нет, дайте мне официальное письмо, чтобы я устроился в другом месте.
— И у тебя уже есть место, где тебя берут?
— Нет, — ответил я. — Пока нет.
— Понятно, — сказал Мироян. Сигарета дымилась у него в углу рта, и сигаретный дым стелился вдоль лица сизыми волокнами. Он помолчал. Потом сказал: — Я не стал бы удерживать тебя ни минуты, если бы не закон о молодых специалистах. Ты направлен ко мне. Что ж, я дам тебе место. Место, с которого можно начать. Я дам его тебе и посмотрю, на что ты способен, потому что там ты сумеешь себя показать, а я сумею на тебя посмотреть. Ты знаком с оборудованием насосных станций?
— В пределах институтской программы, — сказал я.
— Значит, сможешь отличить насос от задвижки. А в электрооборудовании насосных станций ты разбираешься?
— Относительно, — сказал я. — Все зависит от того, как сложно электрооборудование станции, о которой идет речь.
Он кивнул, и сигаретный пепел посыпался ему на пиджак.
— Она полностью автоматизирована, — сказал он. — Почти полностью. Для работы на этой станции нужно, чтобы инженер был и электриком в придачу.
— Тогда дайте мне другую работу, — сказал я.
— Другой работы нет, — ответил Мироян. И, глядя на меня сквозь табачный дым, усмехнулся: — Пока нет. Так как?
— Да, — сказал я.
Он повернулся ко мне вполоборота, нажал одну из клавишей селектора и, когда в динамике раздался короткий зуммер, спросил:
— Юлия Ивановна?
— Слушаю вас, Георгий Аршакович, — послышалось из динамика.
Звук был таким чистым, что возникло подозрение, не прячется ли Юлия Ивановна у него под столом.
— Какие штатные единицы свободны? — поинтересовался Мироян.
— На сто двадцать и на сто шестьдесят.
— Закройте на сто двадцать. К вам сейчас подойдет… — Он запнулся и заглянул в мое направление: —…товарищ Рамакаев. Оформите его в отдел водопровода начальником шестой насосной станции.