6
Снова дождь.
Юн стоит в темноте под окнами школы и заглядывает в физкультурный зал: там местный бард развлекает песнями под гитару человек двадцать слушателей, в основном учителей и сотрудников администрации. Тут Элизабет, почти все ее друзья, новый пастор с половиной своего бойскаутского войска, жена Римстада (она физиотерапевт в доме для престарелых), а у стены под баскетбольным щитом, на приличном удалении от любовницы, устроился Ханс.
— Жалкий лицемер,— мысленно обругал Юн учителя, стремившегося быть на дружеской ноге с учениками, не любившими его,— верблюд прилипчивый.
Ханс явился сюда десять лет назад и выглядел как турист, приехавший в горы: куртка-анорак, резиновые сапоги, борода. А теперь он отец семейства, купил дом, сбрил бороду и перелез в вельветовые брюки и кожаный пиджак, вот только взгляд обманщика никуда не делся.
Он был одним из главных борцов за новый водопровод. Поначалу все от него отмахивались; но он биолог и сам взял пробы воды из частных колодцев, а потом предъявил результаты начальству и местным дуракам и сказал, что в этом пойле бактерий, как в хлеву, зато кислотность в два раза ниже нормы, так что пить такую воду и остаться здоровым невозможно. И мало-помалу народ перешел на его сторону: сперва коллеги и друзья, потом эксперты из водного надзора и те, кто рассчитывал заработать на чистой воде,— Заккариассен с его рыбзаводом, владельцы крупных крестьянских хозяйств. Когда в конце концов удалось протолкнуть решение через муниципальный совет, за него проголосовали почти все.
В первом ряду сидит женщина лет тридцати. Ее-то Юн и ждет. Модно одетая: черные колготки, косметика, браслет, наверняка эротично позвякивающий, и стильно подстриженные черные как смоль волосы. На коленях у нее фотоаппарат и блокнот, куда она еще ничего не записала. Она журналистка из города, из местной газеты, куда Элизабет (как, впрочем, и Ханс) пишет свои «письма читателя».
После концерта, когда почти все под барабанящим проливным дождем уже разбежались по машинам, из темноты вынырнул Юн и предложил журналистке помощь — у нее зонт заело.
Она испуганно отпрянула назад, но Юн опустил руки по швам, показывая, что не собирается ее душить.
— Вы меня напугали,— сказала она, схватившись за сердце, но все же отдала Юну зонт; он освободил заклинившее кольцо, раскрыл полотнище. Эту встречу он тщательно продумал, заранее заучил реплики — и вдруг все забыл.
— Наверно, о мире пел? — продолжил он беседу и кивнул в сторону певца, как раз втискивавшегося в машину пастора, который взялся отвезти его к парому.
— Да,— засмеялась она.— Репертуарчик на любителя.
Юн жил напряженной сексуальной жизнью. В основном он управлялся с этим собственноручно, на чердаке, с помощью стопки порножурналов. Перед женской красотой in natura, как сейчас, он совершенно терялся: красота не для него. Тут ему никогда ничего не перепадет. Не родилась еще такая красавица, чтобы взглянула на Юна и обомлела от любви,— впрочем, и дурнушки такой тоже не
нашлось. Он читал в журналах о толстухах и уродливых и сочувствовал им всей душой. Но братство некрасивых — это не общность, а сумма затравленных одиночеств, здесь каждый идет ко дну сам по себе.
— Я тут живу,— представился он, кивнув в ту сторону, откуда надвигались дождевые тучи.— Охочусь в окрестностях…Да… На водопроводе работаю. Вы Лизу помните? — Он взял себя в руки и перешел к делу.— Я потому хотел поговорить с вами, что в вашей газете много о ней писали.
Журналистка медлила с ответом. Они одни, кругом темнота, и до привычного ей мира далеко, как до луны.
— Лиза? — пробормотала она, играя ключами от машины.— Нет, что-то не помню. И вообще, я очень тороплюсь. Может быть, обсудим это в другой раз?
— Она уехала в Копенгаген учиться на балерину. Вы об этом писали.
— Да, что-то такое припоминаю. Она с завода на севере острова, так ведь?
— Да.
— Дочь заводчика, насколько я помню.
— Да. Моего возраста. Волосы длинные, черные, примерно до сих пор.— Юн показал на ее воротник. Они стояли уже не под крышей, а под открытым небом, она под зонтом, он поодаль, чтобы не показаться навязчивым. Журналистка махнула было рукой, приглашая и его под зонт, но как-то вяло, и он остался стоять под дождем.
— Она пропала,— сказал Юн.
— Пропала? Что ты имеешь в виду? Она не вернулась домой? Бывает. А чего ты от меня хочешь?
Ничего особенного. Просто прочитать все, что она писала о Лизе. У них же должен быть архив. Посмотреть фотографии, которые отец с сестрами отдали газете.
Она держала зонтик над его головой, он изо всех сил старался не дышать ей в лицо. Люди не любят, когда им пыхтят в лицо, особенно если они только что нехотя сделали вам одолжение.
— С этим, наверно, не будет проблем. Когда ты хочешь приехать?
Она взглянула на часы и невольно вздрогнула, он отпрянул назад, под дождь.
— Не надо,— сказала она раздраженно.— Не делай так.
Юн не понял ее.
— Не мокни под дождем. Стой под зонтом, пока мы не договорим. Ты меня нервируешь.
— Ладно.
— Мокрый насквозь, ну и видок у тебя… Так, нет, что я говорю!
— Ничего страшного.
— Да,— быстро заговорила она.— Конечно, Лизу я помню. Но это было одно из первых моих заданий. Наверно, два года назад, даже больше. Ее искали и столичные газеты, да?
— Угу.
— И она так и не вернулась домой?
— Нет.
— Странно. Юн подержал зонтик, пока она открыла машину и села в нее, потом засунул его в окно.
— Встретимся на следующей неделе, хорошо? Юн кивнул, она подняла на него глаза:
— Ты здесь остаешься? Мучается, наверно, не должна ли она подвезти его. Юн давно научился помогать людям выходить из затруднительных положений и упредил ее приглашение.
— Нет, спасибо, мне на север.
Машина завелась, но женщина помедлила еще пару секунд.
— Меня зовут Марит,— сказала она, протягивая руку.— Не знаю, сумею ли я тебе помочь, но, если приедешь, спроси Марит. О'кей?
— Угу.
— И извини.
— За что?
— О господи, забудь.
Она подняла стекло и уехала. Юн подождал, пока огни машины скроются за поворотом, и медленно побрел следом.
Он думал о Лизиных глазах. Их странное мерцание, делавшее их похожими на пару плохо отшлифованных зеркал, сводило с ума не только Юна. Все поражались, что у такой чудачки такой красивый взгляд. С той самой секунды, когда Юн перед зданием администрации вспомнил о Лизе, она не сводила с него глаз.
Задумавшись, он заметил машину, только когда поравнялся с ней. Новенькая «субару» стояла у спуска к болотам. Это была машина Ханса.
Юн сошел с дороги, почти прижался носом к переднему стеклу машины и заглянул внутрь. Ничего не видно. И в лесу поблизости ничего не слышно, только бесконечный монотонный шум дождя. Вдруг на мокром стекле появились два круга света: они приближались с востока — машина шла в глубь острова. Не раздумывая, он шагнул на дорогу и встал так, чтобы его заметили. Оказалось, это возвращается журналистка. Она узнала его, резко затормозила — взвизгнули тормоза — и вышла из машины.
— Что ты здесь делаешь? — раздраженно спросила она.— Ты сказал, что тебе нужно на север?
— Машину рассматриваю,— улыбнулся он смущенно.— Это учителя.
Она взглянула на машину.
— Ну и что? Что-то случилось?
За березняком едва брезжил тихий слабый свет.
— Это хутор светится,— объяснил он.— Хозяйства там теперь нет: муж работает в городе, а жена здесь, одна. А на той стороне, за полем — вон, видите,— живет его бывшая ученица.