Оказавшись прикованной к больничной кровати, мне удалось вздохнуть с облегчением. Пусть вздох этот был и слабым, наполненным прерывистым, захлёбывающимся кашлем. Здесь было всё, что мне нужно. Обезболивающее, постельный режим и моя верная и единственная подруга.
Благодаря статусу балетной примы (теперь уже, наверняка, экс), мама выбила мне отдельную палату, так что никто не мешал ей включать Чайковского и монотонно раскачиваться, подшивая мои старые тренировочные пуанты. Она собрала целый альбом с моими старыми фотографиями, бережно листала его и рассказывала мне истории о чудесных исцелениях, о том как какая-то гимнастка смогла восстановиться после перелома обеих ног, и даже поехала на олимпиаду. О том, как некая фигуристка благодаря силе воли вновь встала на коньки после серьёзной черепно-мозговой травмы. Мама верила, что если я постараюсь, я обязательно снова выйду на сцену. Просила меня наплевать на слова врача, о том, что я никогда больше не смогу ходить без костылей, а уж танцевать и подавно.
Но я была так счастлива услышать это. Хотелось расцеловать каждое слово, и чёртов автобус тоже. Как хорошо, как замечательно, что мне не придётся танцевать больше, ведь я совершенно этого не умею!
Миниатюры
Космический мусор (100 слов)
– Радар ожил!
– Что там?
– Не видно, опять какая-то полая жестянка или вроде того.
– Потрошить будем?
– Давай, всё равно делать нечего.
– Только не ной!
– Буду!
– Если тебе так скучно, зачем вообще стал мусорщиком?
– Повёлся на байки о полезном для общества деле и космических путешествиях.
Подобравшись к объекту ближе, уборщики с нескрываемой брезгливостью вскрыли его, разорвав надвое тонкий слоистый корпус.
– Фу! Опять что-то органическое! Кому только взбрело в голову выбрасывать это в космос! И упаковывать ещё, каждое в своём чехольчике. Извращение!
– Всё, я насмотрелся, отправляй в мусоропровод.
Чёрная дыра с безразличием приняла космический мусор, сверкнувший на прощание блестящим боком с надписью «Восход-25678».
Плесень
Однажды весенней порой, когда яблони еще не распустили цветки, но солнце грело уже совсем как летом, Сеня лег на диван. Только вернулся с работы, устал очень, правильное решение. Захотелось потянуться за бутылочкой холодного пива, но подушки дивана так мягко, так нежно, по-матерински обнимали и убаюкивали. И вскоре трудяга забылся сладким сном, даже не поужинав. Просто пришел домой, лег голодным на диван и уснул.
Электропаразит – будильник забился в конвульсиях, разрываемый трелью. Сеня открыл глаза и понял, что лень. Даже потягиваться лень. Отключать будильник лень. Он же в сущности просто звенит, чем мешает? Скоро сам заглохнет, потом попробует разбудить хозяина еще разок, и еще, а потом и вовсе прекратит любые попытки, только и останется ему раздраженно тикать.
Весенний воздух залетел через открытую форточку, колыхнул занавески и принес птичий грай. Веселый, смелый, бойкий. Не то что Сеня. Сеня не такой, не веселый, не смелый, не бойкий. Ленивый. Потягиваться даже не стал. Просто продолжал лежать, изучая трещинки потолка, висящие в воздухе пылинки и паучью возню в уголке. Паук – трудяга. Плетет свою паутину, не умрет с голоду. А вот Сеня голода вовсе не чувствует, что странно, но очень кстати – готовить завтрак лень.
Затрещал телефон, прорезав весенний воздух. Сене подумалось, что начальник звонит, ищет, может, волнуется, может, сердится, может, грозится уволить. Брать трубку лень.
Лежал Сеня очень долго. Паук сплел свою паутину, даже поймал пару мух, в воздухе запахло теплым вечером, звуки за окном притихли, солнце село. Все еще было лень. Закрыв глаза, стало понятно, что даже спать лень.
Без сна прошла ночь. Почуяв утро, будильник вновь яростно завопил, призывая Сеню вставать скорей, спешить, делать, действовать, жить. Но так лень. Сеня уже не чувствовал усталости, голода, сонливости, радости или грусти, только лень. Теплым покрывалом она застилала все сущее, приглушая звуки извне. И так хорошо лежать под таким покрывалом, пока там, за окном другие спешат, делают, действуют, живут.
Сеня не знал точно, сколько дней он уже так лежит, ему было лень считать. Но какое-то странное чувство последнее время не давало ему покоя. Сеня поднял голову и увидел как руки и ноги спеленала плесень. Разноцветная, пятнистая, красивая и пушистая. Испугался бы, но лень.
Зацвела плесень вслед за яблонями, и ничуть не менее красочно. Прекрасная на Сенечке выросла плесень. Гордился бы, но лень. А плесень охватила уже все туловище и бодро, и смело поползла по лицу. Вскоре накрыла Сеню полностью, став осязаемым проявлением лени.