Впрочем, в создавшей ситуации полномасштабный бой и не нужен. Нужно было лишь отогнать буер до ближайшего перекрестка и дождаться, когда группа Бориса доберется до той же точки обходным путем. Учитывая длину квартала, это три минуты, максимум пять. Оно, конечно, немного, но, к сожалению, и немало, учитывая прыть мутантов, только что выбравшихся из воды в канализационном тоннеле. Так что стычки избежать не получится, пусть и трехминутной.
Но тут Максу пришла в голову тактическая хитрость, и он снова вызвал Бориса.
– На связи! – ответил тот, тяжело дыша.
– Необязательно бежать до самого перекрестка! Через магазин и склады трудно пробиться, там куча дверей и лабиринт коридоров. Но дальше пойдут жилые дома. Часть комнат каждой квартиры выходит на вашу улицу, часть на нашу. Можно пройти насквозь!
– Ясно, попробуем!
Благодаря двум последним брошенным гранатам мутанты поперли из пролома секунд через двадцать после подрыва, что заметно повысило шансы группы Макса на выживание. Во-первых, ветер сдул на юг почти всю взвешенную в воздухе пыль, улучшив видимость почти до нормальной, что в огромной степени повышало результативность огня бортовой артиллерии. Во-вторых, парусную тележку хоть не успели откатить и на четверть расстояния до перекрестка, но удалось занять позицию между двумя домами, что в течение нескольких первых минут боя сделает невозможным нападение мутантов с флангов и тыла.
Первыми, как обычно, из пролома ринулись прыгуны. Они хоть и не до конца утратили сходство с людьми, чей геном некогда стал отправной точкой столь чудовищного развития, но все же мутация основательно изменила их облик. Теперь они больше походили на адовых тварей со средневековых гравюр, передвигались на четырех конечностях, выгнув спины дугой, могли совершать колоссальные прыжки и имели рыхлую от постоянного пребывания в воде кожу серого оттенка. Двигались они столь стремительно, что палить по ним из орудий было совершенно бессмысленно – только шрапнель понапрасну тратить. А вот угрозу они представляли немалую.
– Взять их! – во все горло крикнул Макс собакам.
Пять закованных в панцири псов ринулись вперед, словно только и ждали команды. Воздух засвистел, рассекаемый острыми лезвиями, а из-под задних лап взмыли тучи песка. Для маскировки панцири были выкрашены желтой краской, а потому при взгляде со стороны самих псов почти не было видно, и казалось, будто фантастические акулы плывут под слоем песка, разрезая его плавниками.
Мутанты в большинстве своем были до предела тупыми, если не считать Взрослых, конечно, но Взрослые руководили далеко не каждой стычкой. Чаще всего орды мутантов действовали не по мудрым указаниям Взрослых, а сами по себе, повинуясь одному лишь неизбывному голоду, который преследовал их каждый миг жизни. Собственно, тупость мутантов была их единственным уязвимым местом, только благодаря ей люди иногда получали шанс на победу. Собаки же в значительной степени помогали реализовать этот шанс, потому что мутантам было все равно, на кого нападать. Монстрам важно было ухватить добычу, разорвать ее в клочья и уволочь в какую-нибудь дыру, чтобы набить свой ненасытный желудок. Их не беспокоило, человек им попадется, коза или собака. Они всегда нападали на то, что находится в пределах досягаемости, без лишних размышлений.
Поэтому, когда собаки вырвались вперед, оставив буер с людьми позади, они и стали целью прыгунов. Вот только слишком неудобной оказалась эта цель! Десять мутантов против пяти специально обученных и экипированных собак – такое соотношение всегда было в пользу животных.
Мутанты сразу бросились на собак, пытаясь схватить их и разорвать. Но первая же такая попытка лишила прыгунов пальцев – лезвия с размаху отсекли их без всяких затруднений. Но двое самых опытных псов не ограничились пассивной защитой. Один изловчился в прыжке и выдрал прыгуну огромный фрагмент шеи вместе с кадыком, другой попал закрепленным на лбу штыком в глазницу мутанта и с хрустом вскрыл ему череп. Две твари рухнули на песок и забились в конвульсиях. Остальные остановились, с непониманием глядя на оставшиеся без пальцев культи. Скорее всего, к боли они были вообще нечувствительны, если не считать боль в ушах от акустического удара, но отрубание пальцев всегда приводило их в короткий ступор, а затем в неистовство. Прыгуны не могли уже скакать на культях столь ловко, как прежде, они падали, пытаясь опереться на руки, катались по песку и размахивали обрубками. Важно было сразить их, пока они стоят на ногах и пялятся на хлещущую из ран кровь.