А когда Лантаров все-таки уснул, ему приснился короткий, но выразительный и необыкновенно яркий, как телепатический сигнал, сон. Словно он затерялся в толпе людей. Но у людей не было лиц, вместо них на него смотрели мутные пятна. С надрывом он силился выбраться из толпы и не мог; она, обладая необузданной силой, увлекала его куда-то, в неведомую область, которой он страшился. Но неожиданно в толпе нашелся человек, который помог ему. Чудесным ему показалось то, что во сне он чувствовал тепло этого человека, знал его, но когда проснулся ранним утром, эти знания растворились. И все же, обессиленный, весь в поту от напряжения, Лантаров после этого сна размяк и расслабился, а затем незаметно для себя забылся еще на несколько часов.
На следующий день Лантаров исподволь рассмотрел соседа. «Никакой он не старик, а борода просто скрадывает его возраст, – подумал Лантаров. – На его лице почти нет морщин, а кожа не дряблая и отвисшая, как обычно у стариков, а будто натянута на скулы и челюсти». И снова Лантарова поразили глаза этого человека: серые, непривычно подвижные, они казались провалившимися в глубоких глазницах и излучали неведомую и пугающую внутреннюю силу. В них отражалась какая-то иная, неподвластная его пониманию, жизненная философия, библейское спокойствие и глубина человека, который многое пережил. В то же время Лантаров не нашел в глазах Шуры превосходства или надменности, а когда взгляды их неожиданно столкнулись, бородач приветливо улыбнулся открытой, располагающей к общению щедрой улыбкой. Говорить он стал с той простодушной фамильярностью, свойственной старым приятелям.
– А есть еще книжка какая-нибудь? – обезличенно спросил Лантаров. Волна боли медленно и неумолимо накатывалась на нижнюю часть тела, и ему начинало казаться, что его по пояс опустили в кипяток.
– Есть, – ответил Шура, слегка усмехнувшись и не глядя пошарил левой рукой в своей тумбочке, на ощупь извлек оттуда тоненькую, зачитанную брошюру, проклеенную медицинским пластырем. – Не уверен, что тебе понравится, но в любом случае, попробовать можно. Иногда книга только с третьей или с пятой попытки читается – не всегда нам все сразу открывается.
Лантаров осторожно взял потрепанную книжицу, невольно обратив внимание на узловатые суставы на пальцах руки собеседника – кисть казалась клешней, цепкой и увесистой, как у гигантского краба.
– Я постараюсь, – пообещал Лантаров, сжимая челюсти от болезненных ощущений в области таза.
– Да нет, этого как раз не стоит делать, – убежденно возразил сосед, – если душа чего-то не принимает, значит, не готова. Надо искать то, что душе хочется узнать.
Кирилл кивнул, не зная, что ответить.
– Вот ты в детстве какие книжки любил читать?
Этот вопрос застал Лантарова врасплох, и, обескураженный, он некоторое время смотрел на Шуру и хлопал глазами.
– Да всякие разные читал – приключения, фантастику, – выдавил он наконец, нервно поглаживая полученную брошюру.
– Болит? – вдруг участливо поинтересовался Шура, указывая глазами на зажатые металлом тазовые кости Лантарова.
Лантаров кивнул и почувствовал, что вид его становится жалобным, страдающим.
– Старайся не думать об этом, а например, строить планы. Прикидывать, чем займешься, когда выйдешь отсюда.
«Какие планы? Я даже не знаю, кто я и есть ли у меня будущее вообще», – с горечью подумал Лантаров.
А новый знакомый словно читал его мысли.
– Это только на первый взгляд все представляется неопределенным. Я тоже через это прошел – как только начал строить планы, боль улетучилась, все стало срастаться. Теперь вот скоро выписываюсь.
В ответ Лантаров вздохнул и ничего не ответил. На душе у него было скверно. Как можно размышлять о будущем, не имея прошлого?! Он все больше чувствовал себя подавленным.
– Ладно, не горюй! По-крупному, твоя ситуация – фигня по сравнению с серьезными случаями. Представь себе, что бы ты делал, если бы узнал, что неизлечимо болен и жить тебе осталось шесть месяцев? Или что лежать тебе в кровати всю жизнь с переломанным позвоночником?
– Наверное, застрелился бы, – с оттенком безразличия произнес Лантаров, тупо уткнувшись глазами в потолок.