– Ничего. Это нормально, через это проходят все ищущие. Главное – верить. Помнишь Иисуса? Каждому воздастся согласно его вере! И так – во всем. Бог никогда не наказывает нас, а всего лишь позволяет нам учиться.
Лантаров кивнул.
Сможет ли он понять, поверить, начать действовать во благо своего будущего?!
Кирилл не заметил сам, как тихо и поступательно оказался вовлеченным в орбиту жизни Шуры. Его время действия пришло так же, как свет дня. Вот еще царствует крамольная, пугающая многоликостью темного пространства ночь, и ты напряженно ждешь, улавливая, что только-только начало сереть. Как вдруг на короткое мгновение фокус внимания рассеивается и ослабевает, и почему-то именно в это самое время хулигански вламывается задорный, безоговорочный, воинственный и бесшабашный день. И остается только вскрикнуть: «Боже, явился свет!»
Шура вовлекал младшего товарища в новую жизнь аккуратно, с тщательностью и деликатностью, на которую способен не учитель, но более опытный и более смелый ученик. Действительно, сам он выполнял все предлагаемые процедуры с таким неукоснительным усердием, что не верить ему было попросту невозможно. Пожалуй, его подопечный счел бы многие из лесных занятий совершенно абсурдными и никогда не взялся бы за них, не будь рядом спокойного, абсолютно уверенного в их пользе покровителя. Например, Лантаров сначала отнес к досужим глупостям неотесанных деревенских знахарей предложение Шуры полоскать каждое утро рот подсолнечным маслом. «Ты бы еще мне в рот смолы напихал или лечебного мха», – съязвил он, отправляя в рот большую ложку душистого домашнего масла. Шура хранил выжидательное, убаюкивающее молчание, улыбаясь одними глазами. Масло, правда, издавало тонкий и тягучий домашний аромат. Лантаров подумал, что такие солнечные запахи невозможно обнаружить в пластиковых бутылках, купленных в сверкающих натертыми зеркальными поверхностями безжизненных маркетах. Там, где доминирует геометрия и симметрия, остается слишком мало живой природы. Когда же через десять минут активного перекатывания масляного пузыря во рту Лантаров сплюнул, он нешуточно удивился: на дно подставленного Шурой ведра хлюпнулся пугающий своим видом сгусток, внешне похожий на гной. Шура же немедленно объяснил, что такое очищение полости рта позволяет маслу поглощать шлаки и всякие отходы организма, когда оно попадает под язык, где находятся крупные кровеносные сосуды. Увиденное произвело впечатление, и Лантаров с меньшими колебаниями согласился на чистку поверхности языка кусочком согнутой стальной проволочки, расплющенной посредине. Превозмогая рвотный рефлекс, он старательно извлекал наружу белый, слизкий налет и дивился, что в его-то двадцать пять лет в разных уголках организма скапливается столько неприятных отходов. «Если во мне столько грязи, то как же жил до этого? И как живут те люди, которые вообще никогда в жизни не проделывали подобных процедур?» – недоуменно задавал он себе вопросы, рассматривая в зеркальце вычищенный, но все еще белый язык.
Но он верил тому, что видел. А вот операции с телом или сознанием, которые выходили за пределы физического, и результаты которых не были видны тотчас, казались непонятными вредными абстракциями. То, что не мог охватить ум, тотчас отвергалось как несостоятельное, свойственное бабушкиным сказкам, волшебство. Предложенные Шурой очистительные практики он назвал глупым обезьяньим кривлянием. Ему совсем непонятны были ни техника, ни назначение непрерывного пристального вглядывания в точку концентрации – спокойное пламя горящей свечи. И бесстрастные наставления Шуры, будто такая концентрация активизирует внутренний потенциал и даже незаметно поглощает его ум, оставались для ученика не более чем словами, облаченными в вычурную рамку. Правда, пламя свечи так въелось в его сознание за минуту вглядывания, что, когда потекли слезы и он закрыл натруженные глаза, внутреннее зрение продолжало отображать огонь на внутренних поверхностях век, оставляя его могучий отпечаток в мозгу. Этот феномен действовал подобно наваждению и придавал такое же спокойствие, которым обладало само пламя. Когда он пожаловался на ощущения учителю, тот щедро похвалил его за усердие, заметив, что эта практика направлена на незаметное изменение многих физиологических и ментальных функций организма. Шура назвал ее истребителем депрессии и беспокойства и добавил, что она воздействует на аджна чакру и на мозг, развивает концентрацию и усмиряет колебания ума.
– Но если она такая ценная, почему ее не прописывают врачи в поликлиниках? – удивился Лантаров.