— Проход запрещен, — заявил Шварценеггер из итальянской полиции.
— Пресса, — ответила Елена и сунула ему под нос документы.
— Это не играет роли. — Карабинер оставался непоколебим. — У меня свои указания.
— И кто же дал вам такие указания? — фыркнула Елена.
Но карабинер не успел ответить, потому что Александр громко позвал:
— Комиссар Донати! — И помахал седому мужчине, которого заметил в открытом церковном портале.
Увидев Александра и Елену, Донати подал знак карабинеру пропустить их.
— Я же говорила, что мы — пресса! — гордо бросила Елена, проходя мимо полицейского. Вместе с Александром она подошла к Донати, который только что попрощался с какой-то молодой женщиной. Потом он сухо поприветствовал своего старого знакомого и кивнул вслед своей собеседнице.
— Это моя молодая коллега Микаэла, Микаэла Манкори. Очень талантлива. Я попросил ее пойти в толпу и послушать, что говорят люди. И, как я вижу, «Мессаджеро» тоже тут как тут. Думаю, все остальные журналисты еще топчутся у ворот Ватикана.
— Но мы — нет, — ответил Александр с недовольной гримасой на лице. — Нашего главного редактора больше заинтересовал распятый священник, а не раскол Церкви.
Донати приподнял брови.
— Вы удивительно хорошо проинформированы. Никто ведь тайно не прослушивал полицейскую волну, а?
— Из нас двоих точно никто, — подмигнув, ответил Александр. — Ведь мы оба католики. Ну, так что там с этим убитым священником? И как получилось, что это дело доверили именно вам?
— С тех пор как я распутал преступление в Ватикане, в нашем полицейском управлении меня стали считать специалистом по церковным делам. А распятый священник — это как раз тот случай.
— Значит, все-таки это правда насчет распятия? — прицепилась к слову Елена.
— Да, правда. Старушка зашла в церковь, чтобы помолиться. А когда увидела мертвого священника, с криком выбежала наружу. Она до сих пор в шоке. К счастью, ее подхватили два каких-то туриста, позаботились о ней и оповестили полицию.
— Туристы у Санто Стефано на Трастевере — это необычно, — удивилась Елена.
— Два истых католика, которые откопали эту церквушку в каком-то сомнительном путеводителе, — пояснил Донати. — Чета немецких писателей, муж и жена, приехавшие сюда, чтобы собрать материал для книги. Довольно безобидные. Но для верности я все же приказал их допросить. Может, они заметили что-нибудь подозрительное или даже видели убийц. Убийство, наверное, произошло незадолго до того, как синьора Кильо вошла в церковь.
— Синьора Кильо? — переспросил Александр.
— Старушка, которая обнаружила труп.
— Она видела убийц?
— Вероятно, нет, но точно мы пока еще сказать не можем. Она настолько поражена происшедшим, что из нее нельзя вытащить и пары связных слов. Сейчас она под присмотром врачей.
У Елены на языке вертелся вопрос, от которого комиссар просто так не мог отмахнуться:
— Откуда вам известно, что убийц было несколько, если до сих пор нет свидетелей?
— Пойдемте со мной! — прозвучал лаконичный ответ. Донати повернулся и пошел в церковь твердой, слегка косолапой походкой. С тех пор как восемь лет назад его жена и двое детей погибли от взрыва бомбы, подложенной мафией, жизнь Донати уже не была прежней. Непримиримый борец с криминалом остался жив, хотя осколками ему раздробило левую ногу чуть ниже колена. Он заново учился ходить на протезе, а полиция использовала его лишь для обучения персонала и исключительных заданий. Три месяца назад он оказал Александру и Елене неоценимую помощь — выступил союзником на стороне понтифика Кустоса и помог избежать покушений на нового Папу и его окружение.
Большое распятие на церковном алтаре было измазано кровью. На резной деревянной фигуре Иисуса тоже была кровь, и казалось, будто его распяли только что. Глаза его под терновым венцом печально взирали на ноги входящих. Но совсем недавно был распят не деревянный Спаситель, а мужчина в черном костюме священника, тело которого теперь лежало на полу лицом вверх. Труп осматривал полицейский врач. Александр увидел окровавленные руки и ноги, отверстия, из которых были извлечены гвозди.
— Теперь я понимаю, — произнес он. — Один человек не смог бы прибить тело к кресту. Нужны были помощники. Как минимум один должен был держать тело, пока сообщник орудовал молотком. При условии, что священник уже умер.
Врач взглянул на них.
— Он был мертв. Конечно, на данный момент я не могу сказать ничего конкретного, но пока вырисовывается следующая картина: сначала священника оглушили, на это указывает свежая рана на голове, и он, вероятнее всего, потерял сознание. Потом его задушили и уже мертвого прибили к кресту.