— Конрад…
…кажется хотела сказать она, но из горла вырвался лишь сиплый хрип. На шее сестры белели шрамы от операции — похоже, что говорить она больше не могла…
Накатило отчаяние. Гнев. Ненависть.
Я зарычал и прижал к себе Хильду, обнимая её почти невесомое худое тело…
А затем я ухватил пустоту, когда сестра растворилась в воздухе прямо в моих руках. Я резко огляделся…
И обнаружил себя посреди чёрной пустоты Камделире.
— Здравствуй, Конрад.
Обернулся на голос. Сестра стояла прямо напротив меня.
Всё такая же худая, бледная, с измождённым лицом и тусклыми спутанными волосами.
— Хильда… — прошептал я.
— У нас мало времени, — бесцветным голосом произнесла она. — Я не могу долго находиться здесь… А там я не смогу ни говорить, ни писать. Поэтому я прошу тебя здесь — покончи с этим, Конрад. Пожалуйста. Я прошу тебя.
— Не понимаю о чём ты… — начал было я, но затем осёкся.
Всё ложь.
Я прекрасно понимал, о чём она меня просит.
— Нет… Нееет… — прошептал я, а затем выкрикнул. — Я так долго искал тебя, не для того, чтобы потерять снова!
— Ты и сейчас не нашёл меня, Конрад, — сказала сестра. — Это… Это всего лишь тень, всего лишь призрак былой меня. Который не может больше жить, после того, что со мной… с ней сделали. Который больше не хочет жить… Даже не жить — существовать, как растение.
— Хильда…
— Если ты всё ещё любишь меня, Конрад, — в голосе сестры появились тени былых эмоций. — Если ты всё ещё… Я прошу, я умоляю тебя — покончи с этими страданиями! Я не могу больше, понимаешь ты или нет? Я так больше не могу!
Мгновенная вспышка жизни прошла, как будто её и не было. Передо мной снова была всё та же бледная тень, оставшаяся от моей сестры.
— Не казни себя, Хильда, — взмолился я. — Прошу, не казни. Я… я что-нибудь придумаю! Я…
— Ты ведь знаешь, Конрад, — на удивление мягко сказала женщина. — Ты ведь и сам всё знаешь, брат.
Да.
Да!
Да, Бездна меня побери! Я и сам знаю, что ничего не могу сделать! Но всё равно…
Рывком выдернул из кобуры «маузер» и нацелил пистолет сестре в лицо, сжав зубы от боли в груди.
Я всё и сам прекрасно знаю. Но…
— Я не могу этого принять… — выдохнул я, опуская руку с «маузером». — Мысли о том, что хотя бы ты ещё жива… Только это меня и держало… Только это… Если тебя не будет, что мне останется?
— Пожалуйста, Конрад.
Хильда смотрит на меня. Не та шестнадцатилетняя девчонка, которой она мне запомнилась. Повзрослевшая, измождённая. Испытавшая и повидавшая слишком многое…С выгоревшими волосами и бледной кожей, давно не видевшей солнечного света. С глазами той, кто достоин Дара и той, кто смог его принять.
— Я не казню себя. Просто не могу. Могла бы — сделала. И потому, прошу — исполни моё эгоистичное желание, моё последнее желание… Будь моим палачом, брат. Только ты. Больше никто.
Я смотрю на неё. Она смотрит на меня.
В нос шибает алхимическая вонь, в ушах скрежет шестерёнок той двери, что теперь уже навсегда разделила мою жизнь на тогда и сейчас.
- Чего ты ждёшь?
Я поднимаю руку с зажатым в ней пистолетом.
- Покончи с этим, палач.
Я целюсь Хильде прямо между глаз, совмещая мушку и целик «маузера»…
- Давай же.
Она, наверное, могла бы выкрикнуть это мне в лицо. С ненавистью, что копилась столько лет. С яростью, которая не находила выход. Но сестра лишь шепчет — устало и обречённо. Хильда, которая никогда и ни за что не сдавалась…
И я нажимаю на спуск.
Выбирая свободный ход крючка, и видя, как курок бьёт по ударнику…
Выстрел.
И в её лбу появляется дыра.
Выстрел.
И я убиваю свою сестру.
Темнота Камделире разлетается осколками чёрного стекла.
Темнота Камделире разлетается на части, и я возвращаясь в реальный мир.
В мир, где я отнимаю руки от тонкой шеи Хильды и закрываю её глаза. Где лицо сестры обретает спокойное и даже умиротворённое выражение — кажется, что она просто заснула. Где она наконец-то заснула — без снов, но и без кошмаров.
Сейчас. И всегда. И вечно.
Я поднимаюсь с колен от кровати Хильды, возвращаясь в реальный мир.
Я поднимаюсь с колен, возвращаясь в мир, где я остался последним.
Последним из рода Винтер.
Подбираю валяющийся на полу автомат и шагаю к выходу из барака.
Ты забыл, Конрад. Ты же забыл всё, чему тебя учил дядя. Всё, что говорили сёстры, пока ещё были живы…
Яркий солнечный свет больно бьёт по глазам, но бритвенные зрачки Мистических глаз сразу же привыкают к новому освещению.