— Никола!
Обернулся. К нему спешил польский поручик.
— Янек? Живой? — широко раскрыл глаза, и они обнялись.
В ночь начала войны Ян Новак, близкий друг Исаева, еще с двумя пограничниками находился в секрете[24]. Когда заставу подняли «в ружье», и она, приняв бой, полегла — исчез. Николай считал, что сержант погиб. А он вот, целый и здоровый.
— Ты как здесь? Да еще в польской форме, — держа за плечи, разглядывал он товарища.
— Долгий разговор, — махнул тот рукой. — Вот так встреча! А собачка, гляжу, вроде как Рекс, — кивнул на овчарку.
— Того убили еще под Бугом, — ответил капитан. — Но этот не хуже.
Словно в подтверждение его слов, кобель дважды басовито гавкнул.
— Ну, так что? Давай обмоем встречу, — лучился радостью Новак. — Знаю тут одно хорошее место. Вскоре мотоцикл с сидевшим сзади новым пассажиром откатил от сквера.
«Хорошее место» оказалось уютной пивной в старой части города, имевшей открытую террасу с видом на Вислу. Судя по всему, Новака здесь хорошо знали, и вскоре друзья, хлопнув за встречу по рюмке водки, под скворчащие колбаски потягивали золотистый пильзнер, закусывая орешками.
— Значит, желаешь знать, как я здесь и почему? — заказал поручик по второй кружке. — Тогда слушай… Если помнишь, в ту ночь со мной в секрете были Паша Золотов и Сергей Швачка. У меня «дегтярь»[25], ребята с винтовками. Лежим, значит, у реки, наблюдаем, соловьев слушаем.
Под утро со стороны запада гул самолетов. Идут на большой высоте на восток, целыми косяками. Серега говорит: «Это, братцы, война». А я ему: «Молчи, дурак», хотя и сам так думаю. От одного отделились несколько, слышим, в той стороне, где застава — взрывы. А с другого берега из тумана появились надувные лодки с солдатами. Насчитали полтора десятка. Как только достигли середины, я приказал «Огонь!» — половину расстреляли. Потом еще и еще, у меня даже ствол раскалился. А затем по нам ударили из минометов, второй серией накрыли. Очухался, в ушах звон, слева Сергей, посеченный осколками — справа, без головы, Пашка. Поднял глаза, а там ствол винтовки в лоб — ауфштейн! Кое-как встал — рядом чужой солдат в каске. Скалит зубы и толкает прикладом — форвертс! Спустя полчаса у развалин заставы таких, как я, построили человек пятнадцать, все в исподнем и пыли, видно, камнями завалило. Среди них политрук Куперман с разбитыми очками. Вперед вышел офицер и в него пальцем: «Юде?» Тот в ответ: «Я коммунист, а ты пошел на х…» Политрука тут же вытащили из строя, поставили напротив и расстреляли. А один солдат, с галуном на воротнике, подошел, расстегнул штаны и помочился на тело. Офицер захлопал в ладоши — браво, другие немцы хохотали.
— Твари, — потемнел лицом Исаев.
— Слушай дальше, — продолжал Ян. — Короче, попал я в лагерь для военнопленных под Тернополем. Кормили раз в сутки баландой из жмыха, а еще водили на работы: закапывать расстрелянных евреев из местного населения. К осени половина из нас отдала Богу душу. Оставшихся погрузили в вагоны и отправили в польский Хелм[26], откуда спустя год мне удалось бежать. В лесу наткнулся на польских партизан, а в сорок четвертом вступил в армию Людову. Теперь поручик, командую ротой.
— Да, досталось тебе, — нахмурился Исаев. — А почему не вернулся на Родину?
— Не иначе зов крови, — улыбнулся Новак, — ты же знаешь, я по отцу поляк. А если серьезно — побоялся.
— Чего?
— Оказаться снова в лагерях, только теперь наших. Помнишь приказ Сталина, объявивший сдавшихся в плен изменниками Родины и призывавший уничтожать их всеми средствами, а семьи репрессировать? Его зачитывали нам на плацу в Хелме.
— Был такой, помню. Но ведь ты не сдавался, вел бой до последнего.
— А чем я теперь это докажу? — навалился локтями на стол Ян.
Николай молчал. Сказать было нечего.
— Ладно, не будем больше о плохом, — закурил поручик сигарету. — У тебя-то как дела? Насколько понял, еще служишь?
— Да нет, брат, — ответил Николай. — Демобилизовался, следую на Родину, во Львов.
— Родители как, живы?
— А вот этого не знаю. Когда город освободили, отправил им несколько писем, но ответа не получил.
— Ясно. А где собираешься ночевать? На ночь выезжать опасно.
— Что-нибудь придумаю.
— А чего думать! Давай у меня. Есть жилплощадь.
— Не стесню?
— Обижаешь, — рассмеялся Новак. — Я пока холостяк и жениться не собираюсь.
Вскоре мотоцикл стрекотал дальше.
Квартира поручика оказалась в пригороде, в небольшом доме, рядом с частью, где он служил. Заехали во двор.