Хата сельсовета с выцветшим флагом над крыльцом находилась с ближнего конца. Оставив основную часть группы и овчарку наблюдать, Исаев с Опрышко задами прокрались к сельсовету, поднялись на крыльцо и вошли внутрь.
Там за дощатым столом, под лозунгом «Дамо хлиба фронту!» сидел усатый мужик в пиджаке, а сбоку второй, в картузе и заросший щетиной, делал пометки в замусоленной тетради. При виде вооруженных незнакомцев оба выпучили глаза и переглянулись.
— Комунист, пся крев?! — шагнул вперед Исаев, сгреб усатого за грудки и дал кулаком в ухо. Тот опрокинулся вместе с табуретом.
— Встац, лайдак[52]! — ткнул председателя Опрышко стволом шмайсера.
— Не убивайте, пановэ! — закрылся тот ладонями, вставая. — Я сделаю все, что забажаете.
— Прикажи ему, — продолжил на польском капитан, кивнув на писаря, — принести нам еды. Да побольше.
— Марко, — обернулся председатель к писарю, — сбегай до коморы[53], шибко.
Вскоре запыхавшийся посланец вернулся с холщовой торбой, в которой лежали несколько ржаных хлебин, посыпанный крупной солью, изрядный шмат сала и десяток луковиц. Опрышко тут же взял торбу в руки, а Исаев, глядя исподлобья на сельского начальника процедил:
— Сейчас мы уйдем. Сидеть тихо. Доложишь в район — убьем.
После этого оба покинули сельсовет и направились по росистой траве к опушке.
— Ну как? — войдя в ельник, спросил у заместителя командир.
— Вроде заглотнули, — ответил Скляр, поглаживая овчарку. — Когда вуйко[54] с торбой возвращался назад, из той хаты, куда заходил, в обратную сторону стреканул пацан, только пятки засверкали.
— Хорошо, Саша, — сказал Исаев. — Уходим.
Спустя час, двигаясь тем же порядком, они вернулись к урочищу, перебрели болото и устроили на берегу засаду. Потекли томительные минуты ожидания. В воздухе вилась назойливая мошкара, в болоте довольно затуркали лягушки.
На исходе второго часа лягушки вдруг замолкли, а овчарка насторожила уши. Из чащи один за другим вышли пятеро, насторожено озираясь. Двое с винтовками, остальные с автоматами. Посовещавшись, двинулись через болото, чавкая сапогами.
Когда до другого берега оставалось метров двадцать, Исаев, приподнявшись на локте, закричал на польском:
— Вы окружены, сдавайтесь! Нужно поговорить!
В ответ шедший первым ударил по прибрежным кустам из ППШ, и его тут же срезал пулемет. Остальные, упав в осоку и отползая, начали отстреливаться.
— Не выгорело, — харкнул в траву капитан. — Опрышко отсекай вон того, крайнего, остальных уничтожить!
Лес наполнился грохотом стрельбы — еще три боевика затихли, а последний, прыгая как заяц, почти добежал обратно.
— Этого только ранить! — обернулся Исаев к пулеметчику.
Опрышко, тщательно прицелившись, дал короткую очередь, боевик с воплем рухнул в осоку. Запалено дыша, командир с Будником подбежали к раненому, зажимавшему рукой плечо. Бандит взмолился:
— Пощадить!
— Так это опять ты? — удивился Исаев. Перед ним лежал недавний писарь.
— Я во всем сознаюсь, — простонал тот.
— А куда ты денешься, — отпихнул сапогом валявшуюся рядом драгунку[55] Будник и, присев, занялся перевязкой.
Через некоторое время, отойдя от места боестолкновения на пару километров, группа отдыхала на лужайке, а командир допрашивал пленного. Тот сообщил, что отправленный в лес связник привел четырех эсбистов из схрона, а они приказали сопроводить по следу.
— Число людей в схроне?
— С убитыми было семеро.
Исаев извлек карту, развернул:
— Покажи место.
— Вот здесь, — ткнул тот корявым пальцем, — от села вниз по берегу.
— А теперь конкретнее.
И Марко рассказал, что нужно пройти от селения пару километров вниз по берегу речки до черного камня, откуда свернуть налево. Затем двигаться вперед по долине, в конце которой на правом склоне и будет схрон, упрятанный под землю. Точное место ему неизвестно.
— Охрана есть? — взглянул на него капитан.
— Нету.
— Не врешь?
— Чистая правда, — скривился вуйко.
— Болит? — участливо поинтересовался Скляр, сидевший рядом и внимательно наблюдавший за допросом.
— Еще как, дергает, зараза.
— Щас полегчает, — снял тот с пояса флягу, вывернул колпачок и, незаметно нажав кнопку, протянул Марку. — Здесь медицинский спирт, пару глотков, не больше.
Тот взял, закинул голову и дважды булькнул горлом.