Глаза «Дарки» смотрели в пространство, ничего не выражая.
Поднявшись наверх, Майструк вместе с Исаевым отправились на аэродром встречать Дроздова. Тот прилетел вместе с заместителем — подполковником Шорубалко и сразу же поинтересовался результатами допроса.
— Молчит, Виктор Александрович, — доложил Майструк. — Явная фанатичка.
— А кто брал? Снова ты, Исаев?
— Я, товарищ генерал, — сделал шаг вперед майор.
— Ну-ну, — одобрительно прогудел тот, после чего все сели в машины и покинули аэродром. В управлении высокие начальники повторно допросили Гусяк, с теми же результатами.
— Точно фанатичка, — констатировал Дроздов, — и никакие методы допросов тут не пройдут. Нужна внутрикамерная разработка.
— У меня то же мнение, — добавил Шорубалко. И обратился к Майструку: — Владимир Федорович, — как у тебя с хорошей наседкой?[64]
— Есть такая, псевдоним «Роза», в прошлом активная участница бандподполья. Завербована два года назад, имеет необходимый опыт.
— Срочно организуй с ней встречу, — сказал генерал. — Начинаем действовать.
Этим же вечером на явочной квартире в городе такая встреча состоялась. «Роза» была на пять лет старше Гусяк, имела университетское образование, а также владела польским и немецким.
Для начала агенту сообщили о предстоящей задаче, а также охарактеризовали объект, затем озвучили подготовленную легенду. Согласно ей, проживая после войны в Берлине, а потом в Вене, «Роза» познакомилась там с известными украинскими националистами, хорошо знает Шухевича и его семью, а месяц назад была арестована за сотрудничество с иностранной разведкой, по заданию которой осуществляла связь между заграничным центром ОУН в Мюнхене и его проводом на Украине.
Все это предлагалось сообщить Гусяк под благовидным предлогом, а затем создать у нее впечатление, что, находясь в тюрьме, «Роза» имеет связь с волей. Ну а далее натолкнуть на мысль передать Шухевичу через сокамерницу известие о своем аресте и грозящей ему опасности.
— Для естественности вашей встречи, — инструктировали агента чекисты, — вам имитируют побои и поместят в санитарный блок. Туда же доставят на обследование Гусяк.
— Она что, больна? — поинтересовалась «Роза».
— У нее появится недомогание.
На следующее утро, после завтрака, состоявшего из овсянки с комбижиром, ломтя хлеба и чуть сладкого чая, у Гусяк поднялась температура, начались боли в животе, а потом рвота. Бдительная охрана тут же вызвала врача, констатировавшего пищевое отравление.
— Нужно промывание желудка, — заявил доктор, после чего больную доставили в санитарный блок. Там оказали первую помощь, а затем врач определил постельный режим до выздоровления. Когда температура спала, а состояние нормализовалось, «Дарка» увидела на соседней койке женщину. На голове у той белела повязка, лицо носило следы побоев.
— Вас били? — спросила у нее Гусяк.
— Тебя, видно, тоже, — последовал ответ.
— Нет, у меня пищевое отравление.
— Здесь это в порядке вещей, — бледно улыбнулась соседка. — Кормят, врагу не пожелаешь.
— Вы давно под арестом?
— Больше месяца.
— А за что попали?
— Слушай, товарка, много спрашиваешь. Ты не подсадная?
— Нет, что вы! Просто интересуюсь.
На этом разговор прекратился, а спустя полчаса соседка взяла с тумбочки алюминиевую кружку, подвинулась к стене и отстучала в нее череду звуков. Прислушалась (донеслись ответные). Длились они пару минут, а потом стихли.
— Чего пялишься? — взглянула на Гусяк. — Никогда не видела?
— Н-нет.
— Да ты совсем сырая.
В полдень им принесли обед, состоявший из чечевичной похлебки, куска хлеба и чая, а когда санитар унес посуду и дверь блока заперли, «Роза», закинув за голову руки, продекламировала:
— Что это? — удивилась соседка.
— «Песнь странника» Гёте, девочка.
— Ты немка?
— Фольксдойче.
И, чувствуя, что настал удобный момент, агент рассказала свою легенду.
С учетом всего предшествующего Гусяк ей поверила и сообщила о себе правду. А кроме того обратилась за помощью в передаче на волю записки для Шухевича и находившейся при нем связной Галины Дидык о своем провале. Поколебавшись, «Роза» согласилась. На следующий день записка ушла по контролируемому чекистами каналу. Адресатом в ней значилась некая Наталья Хробак из села Белогорщи, в нескольких километрах от областного центра.