— Да, дипломатическая у тебя была служба, — рассмеялся Исаев.
— Это что, я был и в Потсдаме, когда Сталин, Рузвельт и Черчилль встречались второй раз. Правда, там было тихо. Зато попробовал шотландского виски — с нашей водкой рядом не стояло, да погуляли с немками. Ну что? Давай еще выпьем?
Выпили по полстакана, закусили.
— А ты что, не женат? — размяв папиросу, чиркнул спичкой Николай.
— Нет, и стариков моих нет. Отец погиб в Тегеране, мама умерла от голода в блокаде. А ты?
— Женат, растим сына.
— Ну а где столько орденов нахватал? У меня лишь «Отечественная война» да две медали.
— В полковой разведке, а потом СМЕРШЕ был там чистильщиком.
— Слышал про таких, но встречаться не приходилось.
Засиделись до поздней ночи, а потом отправились спать. Где-то в лесу пел козодой, в открытые окна наносило запах хвои. Утро встретило прохладой и росистой травой, оба шагали по дорожке. Когда, позавтракав в столовой, направились к зданиям, Исаев поинтересовался у Львова, что за плита между ними.
— В память погибших, что обучались на объекте. Давай подойдем, расскажу про некоторых.
Герой Советского Союза, Николай Иванович Кузнецов, — указал на одну из надписей. — Воспитанник Судоплатова, разведчик и диверсант. Выступая под именем обер-лейтенанта Зиберта, с сорок второго по сорок четвертый в Ровно и Львове застрелил заместителя гауляйтера Украины Геля и подорвал гранатой второго — Даргеля, захватил командующего «восточными батальонами» генерала Ильгена, а также ликвидировал начальника отдела рейхскомиссариата Функа и шефа правительства Галиции — Бауэра.
— М-да, — покачал головой Исаев, — мне такое и не снилось. А как он погиб?
— Этого не знаю. А вот Иван Данилович Кудря. С первых дней войны оставлен в Киеве руководить оперативно-диверсионной группой. В течение года провел там несколько успешных операций, смог получить и передать в Центр ряд особо ценных сведений. Захвачен гестапо, три месяца подвергался пыткам, на которых ничего не сказал, расстрелян… Владимир Александрович Молодцов. В начале войны заброшен в Одессу для проведения спецопераций. Создал два партизанских отряда, активно действовавших с позиций катакомб. В 42-м захвачен румынской «сигуранцей» и после бесплодных допросов казнен. Про других, к сожалению, не осведомлен. Хотя в архивах все есть.
Оба немного помолчали, склонив головы, а затем вошли в подъезд — продолжать дело погибших.
Незаметно пролетели три месяца, наступила зима, все вокруг покрылось пушистым снегом. В один из таких дней, поутру, зайдя в комнату Исаева, Львов, в шапке, пальто и с чемоданом сказал:
— Бывай, Коля, может, еще и встретимся.
— Бывай, — крепко пожал тот руку друга. — Возможно.
И потом долго смотрел в окно на удалявшуюся фигуру. Расставаний таких помнил много. Встреч — меньше.
В конце декабря, вызвав Исаева к себе, Дроздов вдруг заговорил с ним на немецком. Николай ответил. Так беседовали минут пять.
— Ничего, — перешел генерал на русский. — Вполне. А теперь слушай. Отпускаю с завтрашнего дня к семье (в груди екнуло). Третьего января быть на службе. Едешь в командировку.
— Ясно, Виктор Александрович. Разрешите идти?
— Давай, подарки купить не забудь. И вот, возьми, — протянул спецталон, — с билетами, сам понимаешь.
Следующим утром, заказав такси, Исаев доехал до Москвы. В ЦУМЕ, рядом с которым уже мигала елка, купил подарки и взял курс на Внуково. В Жуляны прилетел в полдень, а спустя час звонил в дверь своей квартиры. Радости семьи не было предела: Оксана с сыном бросились обниматься, а Рекс, басовито лая и толкаясь, вертелся вокруг.
— Ну, будет, будет, задавите, — растрогался Николай, после чего, определив на вешалку пальто с шапкой, вручил всем подарки: жене — ожерелье из янтаря, сыну — фотоаппарат «ФЭД», а овчарке — очередного неваляшку.
— Вовремя, — сказал Алешка. — А то он старому голову откусил.
— За что?
— Перестал качаться.
Новый год, как положено, встретили за праздничным столом, под бой курантов.
Взрослые пили шампанское, Алешка — щипавшее в носу ситро, а его приятель аккуратно лакал кефир, до которого был большой охотник.