Спустя еще два дня, в полдень семья Исаевых приземлилась в аэропорту столицы Таджикистана. Там их встретила Ирина на новеньких «Жигулях», которую Алексей предупредил заранее. Девушка отличалась южной красотой (настоящая казачка), была веселой и разбитной, под стать сыну, что понравилось родителям.
По дороге Ирина рассказала гостям о родном городе, в котором родилась, те с интересом воспринимали.
Душанбе оказался большим, солнечным и просторным, с многочисленными парками, скверами и садами, за которыми у горизонта белели снежные пики Гиссарского хребта. Миновав европейского вида центр, «Жигули» пересекли по высокому мосту реку под названием Варзоп и оказались в пригороде с высокими, тянущимися вдоль улиц пирамидальными тополями, застроенном частными домами.
Подъехали к одному, с крашеной суриком железной крышей, с оградой из сырцового кирпича, именуемой в этих местах дувалом, с врезанными в него зелеными деревянными воротами и калиткой. Ольга посигналила, через минуту створки отворились, и автомобиль въехал в бетонированный двор, затененный сверху шпалерой винограда с янтарными кистями. Выйдя из машины, гости познакомились с хозяевами.
Отец Ирины — назвавшийся Степаном Романовичем Сазоновым, был высокого роста, смугл и худощав; мать, Нина Павловна, наоборот, миниатюрная блондинка. Старшие Исаевы вручили хозяевам московские подарки, и вскоре все сидели в тенистой беседке в дальнем конце двора за накрытым дастраханом, под помостом тихо журчал арык.
Для начала выпили по одной — в честь знакомства, затем по второй — за счастье молодых, обстановка стала непринужденной, разговорились. При этом выяснилось, что отец Ирины, воевал на том же фронте, что и Николай Иванович, артиллеристом, а после войны, оставшись в этих местах, работал горным мастером на вольфрамовом руднике. Теперь на заслуженном отдыхе, жена продолжает трудиться в одной из городских больниц.
Затем оговорили все связанные со свадьбой вопросы и с утра приступили к их реализации: молодые отправились в ателье покупать себе всю необходимую атрибутику, а старшие заказали для мероприятия кафе, определив число гостей, перечень блюд и напитков.
Свадьба, как говорится, прошла на уровне, с тамадой и музыкантами. Гостей было три десятка. Друзья Алексея — офицеры-пограничники во главе с заместителем начальника Отряда, сослуживцы и подруги Ирины, а также друзья ее родителей. После нее молодые отправились по путевке (подарок командования) на две недели в высокогорный курорт «Ходжа Оби Гарм», а Исаевы вместе с родителями Ирины, осмотрев достопримечательности столицы, съездили и отдохнули на базе отдыха Кайракумского водохранилища. Оно было самым большим и живописным в Таджикистане, пополняемое водами Сырдарьи. Берега украшали многочисленные сады и орошаемые поля с бахчами.
В первую же ночь, оставив жен мирно почивать в гостинице, мужья отправились на рыбалку, благо Степан Романович в багажнике «Жигулей» прихватил для нее все необходимое. Расположившись под звездным небом в километре от базы, разожгли костер, наживили крючки и забросили спиннинги. Спустя час поймали несколько сазанов и лещей, из которых сварили наваристую уху, под нее распили бутылку водки. Ну а потом, как водится, закурили и разговорились, вспоминая войну, погибших друзей и фронтовые пути-дороги.
Исаев рассказал о своей службе в армейской разведке, а потом на Западной Украине, помянув недобрым словом бандеровцев.
— У меня тоже была с ними встреча, — пошевелил Сазонов палкой догорающие угли. — Зимой 44-го, освободив Киев, в числе других соединений наша стрелковая дивизия с боями вышла на Левобережную Украину. После одного из боев батарея, в которой я тогда командовал огневым взводом, расположился на окраине только что освобожденного нашими войсками небольшого украинского местечка, дотла сожженного отступавшими немцами. Артиллеристы стали оборудовать огневые позиции, а ездовых комбат отрядил разведать окрестности и по возможности достать продуктов — с ними, как всегда, было туго.
Выехали они на трофейной пароконной фуре, под началом старшины батареи — уроженца тех мест. Перед отъездом командир проинструктировал его, приказав быть повежливее с местным населением.
— Усэ будэ гаразд, товарыш капитан. Цэ ж наши браты, — заявил сержант, воевавший с июля 41-го.
Ни к вечеру этого дня, ни следующим утром бойцы в расположение части не вернулись. И только к обеду на еле плетущейся кляче появился старшина. У передового охранения он свалился с коня и потерял сознание. Вид у сержанта был страшный: лицо — кровавое месиво, на теле изодранное нижнее белье, руки с босыми ногами обморожены.