Подъехали к правлению в центре с выцветшим флагом на крыльце, остановились, вошли внутрь. На бревенчатых стенах висели плакаты с призывами, за одной из дощатых перегородок кто-то щелкал на счетах. Опрышко открыл дверь второй, с табличкой «Председатель».
В прокуренном кабинете за канцелярским столом сидел их лет мужичок в брезентовом плаще, кепке-восьмиклинке и с телефонной трубкой у уха. Время от времени он кивал головой и монотонно говорил в нее «угу». При виде гостей сказал:
— Я вас понял, — аккуратно опустил на рычаг и, встав, представился: — Ерофей Шамин.
— Кому это ты ты угукал, Михалыч? — пожал руку председателю Опрышко.
— Да председателю райисполкома, фонды зажимает, а план требует, итить его в кочерыжку. Ну, так што, грузимся на карбас и идем? У меня все готово.
Спустя десять минут, постукивая мотором и раздвигая носом прозрачную воду, карбас отошел от пристани. Ерофей Михалыч сидел на кормовой банке, управляя рулем, гости — на средних.
— Красивые у вас тут места, душа радуется, — сказал Скляр, оглядывая окрестности.
— Есть такое, — улыбнулся председатель.
— А солнце вроде как пошло назад, — взглянул на небо Исаев.
— Это да. Так будет до середины июля.
Все замолчали, к чему располагал простор реки, высокое над ним небо и проплывающие по сторонам живописные пейзажи.
Через несколько километров карбас подвернул к левому, зеленевшему травой, пологому берегу, на котором стояло бревенчатое строение. Оттуда вышел рослый парень в ватнике, приняв с борта чалку.
— Как дела, Петруня? — ступил броднем на землю председатель.
— Все путем, — ответил тот, а гостям бросил: — Здрасьте.
— И тебе не хворать, Петр, — шутливо ткнул его пальцем в бок Опрышко.
Как он и обещал, рыбалка прошла успешно. За несколько часов на удочки поймали трех среднего размера стерлядей, щуку с жерехом и десяток карасей.
Вскоре у стана на костре побулькивала в ведре уха из царской рыбы, которую варил лично председатель. Когда она покрылась золотистой пленкой, он попробовал варево поварешкой, почмокал губами и сказал: «Годится».
Ведро поместили на расстеленный брезент, Петруня принес из жилища алюминиевые миски с ложками и кружки, Скляр с Исаевым нарезали привезенные с собой хлеб, сыр и колбасу, а Опрышко сковырнул металлический колпачок с бутылки «Столичной». Затем Михалыч наполнил до краев миски, разлил всем по сто грамм и первым поднял кружку: «За встречу!» В нее звякнули остальные.
Как и следовало ожидать, уха оказалась непередаваемо вкусной, и под новую бутылку каждый опорожнил две миски. Белая ночь и пение зарянки в лесу расположили к дружеской беседе под заваренный крепкий чай, которая навеяла старшим фронтовые воспоминания. Оказалось, Михалыч тоже прошел всю войну, торпедистом на подводной лодке в Заполярье, топя вражеские конвои, за что имел «Красную звезду» и две медали.
— внезапно затянул Скляр чуть хриплым баритоном, глядя в плывущий над рекой туман.
— вплелись в нее голоса остальных ветеранов.
В Архангельск вернулись вечером следующего дня, отдохнувшие душой и телом. Затем была утиная охота на Тельдозере в расширенном составе (с друзьями отправился Каркавцев), где они набили три десятка селезней и чирков. Из трех сварили наваристую шурпу, остальных закоптили.
Пробыв у гостеприимного Опрышко неделю, друзья тепло распрощались с ним и взяли курс обратно. Через несколько дней Исаев снова был в Москве. На душе полегчало, нужно было жить дальше.
Между тем с приходом к власти нового Генсека, в стране началась перестройка, давшая плачевные результаты: экономика стала разваливаться, жизнь населения ухудшилась, в ряде республик возникли националистические течения. Ирина сдержала свое слово и каждый год во время отпуска вместе с Ванюшкой навещала Николая Ивановича. Заезжали как-то и родители.
Он снова предлагал всем перебраться в Москву, но, как и раньше, получал отказы. А зимой 1990-го в Таджикистане начались межэтнический столкновения, что показали в программе «Время». Встревоженный Исаев тут же позвонил Сазоновым в Душанбе, но их телефон молчал. Не отвечал и служебный телефон Ирины.
Зная цену официальной информации, он съездил к бывшим сослуживцам на Лубянку, где выяснил — там погромы и режут русских. Вернувшись домой, попытался заказать авиабилет в Душанбе, но рейсы туда отменили. В неведении находился несколько дней, а рано утром в квартиру позвонили.