– Знаешь, Серый, я думаю, что стоит еще подождать у моря погоды. Я хоть опером никогда и не был, но нюхом чую – тут можно кое-что накопать. Остужаю что, так это у меня сейчас работа такая, как у адвоката дьявола,
– Какого адвоката? – озадаченно переспросил Ковалев.
– Эх ты, серость, – укоризненно покачал головой Иваныч, – кроме кодекса, поди, ничего и не читал?
– Нет, – огрызнулся Сергей, – еще «Наставление по стрелковому делу, пистолет Макарова» отштудировал от корки до корки. Так что за адвокат?
– Была такая должность в свое время. Когда церковь хотела канонизировать кого-то, причислить к лику святых, выступал на ихней коллегии ученый-богослов, выдвигавший аргументы против канонизации. Если они были убедительны, то не получалось нового святого.
– Ну-ну, – мотнул головой Ковалев, – слабо что-то во все это верится. Святых, хоть выноси, наплодили святые папики.
– Если бы не было адвокатов дьявола, то святых было бы как вшей в тифозном бараке, – серьезно ответил Иваныч. – Однако энциклопедию читать надо.
– Ага, и Рубенса слушать.
– Ладно, права виночерпия я передаю тебе, разливай. А наблюдение продолжать будем, авось и проколются где, ироды не нашего бога.
Только сегодня Виктор более или менее оклемался от мощной дозы скополамина и смог самостоятельно выйти на улицу, пройтись до магазина. Черепашьим шагом, поминутно останавливаясь, чтобы сдержать внезапно накативший приступ тошноты и головокружения.
Он плохо помнил, как добрался домой вечером в воскресенье. Очевидно, даже в одурманенном наркотиками его мозгу все равно сработал тот самый хитрый блочок, именуемый в простонародье «автопилотом», который и привел Виктора к дому. Почти три дня доктор Коренев пролежал пластом. Воскресным вечером, до того как вырубиться окончательно, он успел, поймав краткий миг прояснения, позвонить Татьяне и попросить ее зайти к нему. И все три дня Татьяна, с присущей ее профессии дотошностью и заботливостью – а работала она детской медицинской сестрой, – обихаживала Виктора, поила подслащенной водой, ибо все остальное его организм не принимал.
Сегодня она тоже осталась и сейчас шла рядом, поддерживая Виктора за локоть.
– Так все-таки, что с тобой случилось? – снова спросила она.
– Не знаю, Танюха, не знаю, – слабо ответил Виктор. – Помню, как вышел от пациента, а потом – череда дыр в памяти и навязчивые кошмары. Не знаю.
– М-да, – покачала головой Татьяна, – хорош же ты был, когда я пришла. Вопил что-то, руками размахивал, а потом застывал – я уж думала, что финиш.
– Ну, – через силу улыбнулся Коренев, – ты же меня знаешь. Я ведь к наркоте за километр не подойду.
– Ну, говорил такое, так ведь время-то идет, Витечка. Все меняется, и все меняются.
Коренев тяжко вздохнул. Он вообще-то немного лукавил, говоря, что ничего не помнит. Кое-какие воспоминания о субботнем вечере остались у него в памяти, и благодаря им он мог реконструировать события, но обяснть что-либо Татьяне не считал нужным, заботясь о ее же безопасности. «Меньше знаешь – крепче спишь» – это правило он усвоил в свое время накрепко.
Тем более если дело касалось Крысолова и Мирдзы. В свое время Вадим предупреждал Коренева, что может возникнуть ситуация, когда его, Виктора, будут крепко расспрашивать о местонахождении Крысолова. И тут уж лучше знать поменьше, a говорить и того меньше. Крысолов как в воду глядел.
Прогулявшись по свежему воздуху, Виктор почувствовал себя гораздо лучше. В принципе этот поход в магазин был всего лишь предлогом, чтобы пройтись, подышать вечерним воздухом. Но было еще одно дело, которое не стоило откладывать в долгий ящик. Вернувшись домой, он отправил Татьяну на кухню, а сам включил компьютер и скоренько настучал короткое письмо, которое отослал по трем разным адресам. «Сильно заболел, наверное, инфекция, так что в гости не приглашаю. Всем привет. Витек». Не удовлетворившись эзоповым языком, Коренев еще и зашифровал письмо. Ключ этого кода знали кроме него еще трое: Крысолов, Мирдза и Марта.
Сегодня тренировки закончили раньше обычного – Змей в девять вечера сел в свою «Волгу» цвета слоновой кости и отбыл в неизвестном Крысолову направлении. Рустам чуть-чуть погонял Крысолова, но скоро устал – после рабочего-то дня на бензоколонке. Лизавета, все еще не переставшая смотреть на Крысолова с подозрением, подала ужин и легла спать. За все три дня, что Крысолов провел в доме Змея, она сказала ему максимум три-четыре слова, что-то типа: «на здоровье» и «пожалуйста». И Крысолов не обижался – может, она от природы была такой молчаливой и недоверчивой, а может, у нее было за что не верить или даже ненавидеть выходцев из Синдиката. Жизнь – штука тяжелая и странная.
А вот Бесу было раздолье. Его баловали все, и он гулял по саду, время от времени выбирался за глинобитную ограду и разгуливал по поселку, давая шороху окрестным собакам. Похоже, такое житье его устраивало полностью, только донимала жара. Тогда он либо окунался в бассейн, который на местном наречии назывался хауз, либо убегал на речку.
Оставшись с Крысоловом вдвоем, Рустам избавился от зажатости и молчаливости, вызванных, по-видимому, присутствием авторитетного для него старшего брата, весело подмигнул и притащил литровый кувшин домашнего вина. Крысолов поднял брови.
– С чего бы это? – спросил он. Рустам махнул рукой.
– Мансура все равно не будет до утра. А мне когда еще со свежим человеком… – Тут он замялся, но продолжил: – Аномалом поговорить удастся?
– Не мнись, – посоветовал Крысолов. – Все мы где-то, в чем-то люди. Ну, коли так – наливай.
Рустам быстро наполнил пиалы.
– Слушай, Вадим, – пытливо взглянул в глаза Крысолову паренек, – я вот все спросить хочу – ты на войне был?
Крысолов тяжко вздохнул. В доме Змея никогда не упоминались клички-псевдонимы. У Рустама ее не было, псевдоним хозяина он узнал от него же по Интернету, как звали в Синдикате Лизу, Крысолов не знал. Сам он назвал то имя, которое носил в Риге, которое произносила Мирдза. Которое было почему-то дорого ему самому.