- Тихо, Вургун, тихо - охотник погладил лежащего рядом коня по черной морде с выпирающими зубами. - Знаю что тварь рядом. Потерпи, скоро, уже скоро... - прошептал Баскурт, хлопая коня по шее. Это успокаивало черного, злобного как стая куртагов жеребца. Чужих, конь ненавидит, а хозяина обожает. У обычных аргамаков только два глаза и уха, у Вургуна же их по четыре. И зубищи из-под храпа выпирают. С таким конем и охрана вооруженная не нужна.
За прошедшие три года, клыкастый Вургун, мутант, не раз спасал своего хозяина, не раз топтал полуночную нечисть острыми копытами, во время охоты. Когда Баскурт, впервые увидал, это черное страшилище, первое что сделал, так это непроизвольно потянулся к поясу, за саблей. Уж больно жутко выглядел маленький, но злобный жеребенок, которого не могли скрутить трое конюхов. Уродов, что рождались хоть у животных хоть у людей - убивали. И дело вовсе не в чистоте рода. Нет. Страх, все дело в страхе и порождаемых им предрассудках.
"Не таких как все" сторонились во все времена, а когда случилась Война и подавно. Кто возьмется судить, а что в голове у вон того поросшего как дикобраз колючками бородача, или этого трехрукого мальчишки? А вдруг они подкуплены мутантскими бандами, и ночью отравят воду в казарме, а затем откроют городские ворота "своим"? Склепанные из листового железа, укрепленные кусками рельс - ворота, тонкая граница отделяет жизнь людей в городе, и орды кровожадных тварей что кроятся в ночной степи. Слишком крепко в головах людей засели ужасы рассказанные караванщиками возвратившимися с Торга: разрушенные города, опустевшие без единого живого существа поселения... Вот то-то и оно, дважды подумаешь. Своя-то шкура хоть и плохенька, да все ж одна, родная. А одного-другого выродка и не жалко.
Но Баскурту глянулся черный как смоль уродец. Почему так произошло? Парень не смог бы ответить и сейчас. Только иногда, когда молодой батыр задумывался над этим вопросом, то вспоминал картину: двое дюжих конюхов, скрутили петлями аркана непокорного жеребца. Третий же неспешно достает из поясных ножен длинный тесак, и как бы невзначай подходит к лошадиной шее с боку; темно-синие, бездонные как омут глаза, полные страха и мольбы... так смотреть может только разумное существо. Баскурт выхватив саблю, отточенным взмахом выбил уже занесенный над животным тесак из руки коновала. Сына самого Карабек-бея ослушаться не посмели, и жеребенка отдали, хоть и не бесплатно. Баскурт ни разу не пожалел что спас уродца. Безмолвная и внешне уродливая скотина стала верным спутником и, пожалуй, другом. Верным другом.
Вот и сейчас, молодой охотник, лежа на вершине холма не боялся. Ну, почти не боялся. Абсолютно бесстрашны, а от того беспечны только полные идиоты, и батыр это знал. Страх, вовсе не что-то реальное, а лишь то, что могло бы быть, что может произойти при некотором стечении обстоятельств. Страх это выдумка, защитный механизм, в древние времена спасавший одетых в шкуры диких людей от диких же животных, когда любой шорох означал опасность. "Услышал странный шум в кустах? Беги! Там волк!" И не важно что там вовсе не волк, а полевка шуршит палой листвой. Остальное дорисует в воображении древний инстинкт - самосохранение. Бояться неведомого - глупо. А вот опасаться реального - логически верно.
И сейчас Баскурт опасался нескольких вещей одновременно, начиная с острых как засапожный нож когтей и зубов куртага, и закачивая тем, что облава сорвется, отец даст нагоняя и вновь, на протяжении нескольких месяцев, придется выслеживать эту стаю пряча взгляд, боясь посмотреть в глаза людям. Будут тыкать пальцем: "Тебе доверили, а ты и не справился..."
Из абсолютно ненужных и откровенно глупых рассуждений, Баскурта вывел громкий "хлюп", с которым корова-приманка завалилась на бок, засучила ногами, фонтанируя алым из порванных артерий, и выдыхая кровавые пузыри из разодранной трахеи. Куртаги заглотили наживку, оставалось не менее сложное - подсечь.
Охотник чуть приподнял голову от земли. На самом горизонте обозначилось явное шевеление. В бинокль было видно как не менее чем три десятка куртагов самых разных возрастов, от мягкопанцирных первогодков, до притворно-неуклюжих, "стариков" с шипастыми панцирям несутся к свежезарезанной корове.
"Шайтан!" - про себя выругался Баскурт. Старики, а точнее просто взрослые куртаги наиболее хитры, потому и дожили до своих лет, оттого вдвойне-тройне опасней. Плюсом к не дюжему интеллекту идет разросшийся в толщину панцирь этих тварей, не каждая пуля возьмет. Нужно бить копьем, точно и наверняка - в сочленение подвижных костяных наростов. Баскурт осторожно вытянул из-за широкого кожаного пояса трубку длиной в локоть, с чуть утопленной с одного торца кнопкой, и парой мелких огоньков в двух пальцах от навершия.