- Жить буду, Дауд. На все воля Создателя. - Баскурт выдавил подобие улыбки. - И перестань меня называть - Бей. Какой я тебе господин? Я даже младше тебя. - Дауд, мужчина с длинными отвислыми усами, давно уже тронутыми седой изморозью, как-то засмущался скомкав свою драную шапку. Баскурт же продолжил:
- Карабек-бей, вот наш хозяин. Его господином и называй. Кстати, а сколько я провалялся?
- Два дня...
- Сколько? Вот же! - Баскурт провел рукой по коротко остриженным черным как смоль волосам, пока не наткнулся на здоровенную шишку почти на самом затылке - Что, мы всех куртагов положили?
- Всех, господин... - Баскурт с укоризной посмотрел на не молодого уже работника. Что с него взять, всю жизнь он привык подчиняться хозяину и членам его семьи. Раболепство одно слово. Баскурту всегда было жаль домашнюю прислугу. А вот рабский дух в людях его всегда раздражал.
- Да, а где мы? - наконец сообразил спросить Баскурт. Комнату в которой очнулся, он не узнавал.
- А, это один из домов для работников. В южной части Агаша. Ага. У самого рынка... - Дауд как-то странно вскинулся.
- Догадался что у рынка. Весь город сплошной рынок. Случаем не хромой Али под окном глотку дерёт? - Баскурт задумавшись на секунду, сделал грозное лицо и продолжил.- Слушай, сделай одолжение пристрели торговца булками, а? Будь другом. - Но увидав, как округлились глаза работника, поспешил добавить. - Шучу я. - Дауд разулыбался, оттаял.
- Дауд, а есть чего перекусить, а? Жрать хочется, аж живот сводит!
- А то, конечно! Сейчас, только кувшин с молоком из колодца достану. Знаете, я таких булок достал, с яблоками! - Услыхав про булки, начинавший уже вставать Баскурт, со стоном повалился на пахнущий полевыми травами тюфяк.
Отлеживаться после обеда и слушать крики торговцев за окном Баскурту надоело, он отправился в конюшню. Дом оказался большой, и возвышался над обычными глинобитными хибарами бедняков на целый этаж. Дом пустовал, причем давно - роскошь иметь то, что тебе не нужно.
Конюшня обнаружилась во дворе позади дома - протяженное с низкой соломенной крышей строение, слепленное из глины и палок карагача. Из всех стоил было занято только два. Вургун весело хрустевший чем-то в глубоком чане почуяв хозяина, оторвался от еды и заржал, рванувшись было с привязи. Но волосяной аркан оказался сильней.
- Ах ты мой черный красавец! - Баскурт схватил коня за голову и поцеловал в пахнущий сеном и разваренным овсом лоб - Соскучился, зубастый? - Конь качнул головой сверху вниз, будто отвечая "соскучился". - Ну, ничего, сейчас тебя вымоем. - Принеся согревшейся на солнце воды из деревянной бочки обитавшей в углу двора, принялся растирать аргамака куском кошмы, смывая пот и досаждающих животному насекомых. Вургуна бы давно уже почистили и перековали работники, но вот незадача - подпускал к себе мутант-аргамак только хозяина, а всех иных кусал и лягал нещадно.
С вечерней прохладой, отдохнувший Баскурт, отправился на доклад к отцу. Длинные, кривые и узкие улочки города-базара попритихли. Ни горланящих лоточников, ни толпящихся вокруг арены с бойцовыми петухами покупателей и зевак. Торговля не прекратилась, а лишь переместилась с улиц в лавки и чайханы, где степенные длиннобородые аксакалы, попыхивая кальяном, за неспешной беседой заключают договора, продают невольников и торгуются за калым для невест. А услужливый помощник казия - местного судьи, скрепляет сделки своей печатью, получая за это по три монеты от каждой стороны. Что впрочем, не помешает благообразным старцам подослать друг к другу наемных убийц, дабы оговоренного не исполнять.
Баскурт неспешно покачивался в седле, рассеяно наблюдая за тем как люди сгорбленные под тяжестью бочонка или кувшина подливают масло и поджигают фитили в горелках развешанных на столбах вдоль улицы. В городе на протяжении ночи освещаются все, даже самые беднейшие кварталы. Высокая стена и бдительная стража это конечно хорошо, но прокравшегося волоколака или летающую тварь (о которых в последнее время слышно все чаще) не в пример легче разглядеть в неверном свете чадящей лампады, чем впотьмах. Правда такая забота со стороны вилайя обходится горожанам двумя лишними монетами серебром к налогу.
Выбравшись из хитросплетения улочек и садов на главную широкую улицу города, Баскурт лихо свистнув пустил коня вскачь пугая редких прохожих. Встрепенувшиеся было на стук копыт, патрульные, лишь проводили всадника ленивым взглядом, разочаровано сплевывая жевательный табак, подтягивая спадающие пояса с ржавыми саблями да перехватывая поудобней двуствольные дробовики: сына самого Карабека знает каждый, от того стараются не связываться - себе дороже.