Алик был уверен, что он не единственный, кто просматривает эти списки. Слухи о прибытии полиции в квартиру распространяются как лесной пожар. Сбежавший через Антарктику бандит, уже оповестил своего босса Рейнера о провале миссии.
А вот Джавид-Ли подобной информации не имел — его бандиты просто не вернулись. Скорее всего он отправил кого-нибудь из своих бойцов пройтись мимо жилого комплекса — так что он знал, что полицейские вовсю огораживают периметр места преступления.
Следовательно, Джавид-Ли знал, что у него не так много времени. Конечно, его бойцы практиковали закон омерты, держа язык за зубами на допросах, так как в наше время даже самый глупый уличный бандит знает, что отвечать на вопросы полиции или федералов означает смертный приговор.
Вот только прочность цепи соответствует прочности самого слабого звена — и единственное, что нужно сделать Алику — выбрать правильное место приложения своих сил.
Через двадцать минут спустя два агента офиса ФБР в Майами провели Али Ренци в двадцатый участок. Помня о данном комиссарше обещании, Алик предложил чтоб задержанного непосредственно допрашивал Саловиц, тогда как он будет наблюдать за допросом, на случай если что-то пойдет не так.
Мерцающая в воздухе голограмма показывала сидящего в помещении для допросов Рензи так же точно, как если бы он находился перед Аликом. Спокойно сидящий на стуле парень всем своим видом излучал уверенность, стараясь убедить окружающих в своей невиновности. Получалось это откровенно хреново — по своему богатому опыту Алик знал, что настоящие невиновные как раз сильно нервничают, будучи доставленными в участок в два часа ночи.
Али Ренци все еще был в своей клубной одежде из Майами: рубашке с короткими рукавами, с вышитым на ней странным инопланетным львом и узкие черные брючки. Пробежка через ледяную нью-йоркскую ночь заставила его померзнуть, так что сейчас он дрожал под кондиционером в комнате для интервью, тщетно пытаясь согреться.
Выданное Саловицем разрешение на получение цифровых данных от ИИ участка обеспечило Алика доступом к данным сканирования тела. Частота сердечных сокращений Ренци была высокой. Предоставленные имплантом данные уровня токсинов и мозговой активности показывали, что задержанный находится в состоянии хорошо скрываемой паники. «Сейчас мы расколем твой твердый орешек, — довольно осклабился Алик».
— Сиди, сиди, не надо вскакивать, — сказал Саловиц, входя в помещение.
Сидящий на скамье Ренци недоуменно посмотрел на толстяка — инспектора.
— Тебе нужен адвокат? — спросил Саловиц, — ежели он нужен, а у тебя его нету, будет назначен государственный защитник. Вот только если страхового покрытия на этот случай у тебя нету, то придется раскошелиться.
— Адвокат? Мне? Я что, арестован? — ядовито поинтересовался Ренци, — вроде бы речь шла о простой беседе?
— Усё верно, ты не арестован. Ты просто свидетель.
— Свидетель чего? Ты можешь прямо сказать, что вам от меня нужно?
— Расскажи-ка нам о «Морской Звезде III», мистер умник, — расплылся в улыбке Саловиц.
— Милая яхта. Я на ней работаю, — натянув на лицо улыбку ответил Ренци.
— Али, дорогой Али, — Саловиц говорил тоном, каким обычно разговаривают с несмышлеными детьми, — давай я тебе дам один бесплатный совет.
— И какой?
— НЕ ЕБИ МНЕ МОЗГИ, СУКА!!! — проорал детектив, — тебя, дебила, подняли в два часа ночи и приволокли в участок вовсе не потому, что мы с тобой шутки шутить удумали. Даже не пытайся мне врать!
— Не понимаю, о чем ты, — пожал плечами Ренци.
— О поломке. О ебучей поломке яхты. Что с ней случилось?
— Механическое повреждение. Мы получили сигнал от системы мониторинга. После чего яхта была отбуксирована в сухой док. Мы пока не знаем, что вызвало срабатывание датчика…
— Я ПРОСИЛ ТЕБЯ ПО ЧЕЛОВЕЧЕСКИ, — проорал Саловиц, — не ебать мне мозги. Хочешь чтоб было по плохому? Дождешься, я тебе устрою…
— Бить будешь? — ядовито усмехнулся Ренци.
— Не… незачем. Ты сам будешь своей головой о стену стучать, как только я тебя в убийстве обвиню.
— В каком еще убийстве? — испуганно промямли Ренци.
— В массовом, Ренци, в массовом. Семь трупов как с куста! И это только те, что мы пока отыскали — нутром чую, что на семи мы не остановимся…