Далее он много говорил о показаниях, которые давали против него и все он называл ложью и клеветой, выстраивал свою защиту на противоречиях в свидетельствах обвиняемых или осужденных право-троцкистов. Он всех обвинял во лжи и следом перешел на тему платформы Рютина, где опять заявлял, что не был ее автором и не читал содержание и тут он совершил ошибку:
«Бухарин. Угланов что показывает? Угланов показывает, что непосредственными авторами платформы были Рютин, Галкин и Каюров. Цетлин показывает, что Рютин составлял платформу после одобрения Бухарина и др. Куликов говорит, что составлял целый блок антипартийных течений [людей]. Зайцев говорит, что в этом принимали участие Марецкий и Слепков. Как же можно говорить, что это все правильные показания? Кто же в конце концов составлял?
Шверник. Когда вы публично возражали против этой платформы?) Я сделал совершенно открытое по этому поводу заявление. Я платформу увидел только первый раз в ЦК.
Шверник. Она по душе вам была?
Бухарин. Я ее не читал, по душе она мне не была, я ее осудил на основании материалов ЦК.
Голос с места. А откуда вы знаете ее стиль?
Бухарин. Я знаю, что я ее не писал (Смех.) и поэтому могу сказать, что это стиль не мой.
Голос с места. Содержание ваше.»
Бухарин снова прокололся на глупой подтасовке, как она могла ему быть не по душе, если он даже ее не читал? Это выглядит, мягко говоря, очень странно, а вообще похоже на ложь. Он заявил, что у него есть «алиби», он во время выхода платформы был в отпуске. Но Молотов указал, что никакое это не алиби, он мог написать содержание и уехать в отпуск. Затем речь зашла о терроризме и он снова и снова все отрицал, но опять же допустил прокол:
«Бухарин. При мне никогда не разговаривали. Я узнал о террористических настроениях из одной вещи, из одной большой кипы материалов, которые были связаны с этой конференцией, о которой показывал Астров, где шла речь о дневнике [данных] Кузьмина и, м. б,, еще о чем-то; и из записки о допросе Сапожникова, показанной мне в ПБ.
Сталин. А о террористических настроениях правых молодых не слышали?
Бухарин. Я о террористических настроениях не слышал.
Сталин. И не договаривались?
Бухарин. И не договаривался. (Смех). Товарищи, вы можете смеяться сколько угодно, но я в 1932 году со спокойной душой уехал в отпуск.
Каганович. На очной ставке с Куликовым Бухарин сказал, что в 1932 году он узнало тяжелых решительных настроениях Угланова, испугался, что они могут пойти на острое, что он пошел к Угланову на квартиру.
Бухарин. Нет, товарищи, нельзя же так! Тут нужно как-то уточнить: [Решился на острое. Я об этом показывал и тут об этом есть. Я ссылался на определенный дневник. Я говорил о дневнике 1932 года, что были некоторые волынки и я боюсь настроения Угланова] я говорил не о решительных настроениях Угланова, а о его болезненной неустойчивости. Я говорил о волынках и о боязни, что Угланов сорвется.
Ежов. Ты давал директиву Угланову возглавлять.
Бухарин. Ну, возглавлять? Наоборот. Я сказал, что нужно дружно работать с партией, нужно не заниматься никакой оппозиционностью, чтобы не сорваться, и он согласился. Вот как было дело. Это просто черт знает что! Есть по этому поводу показания Угланова 1933 года, потому что это дело разбиралось.»
Глядеть на это со стороны, наверное правда было немного смешно, видно было, что человек прижатый громадъем показаний против него, пытается извиваться, как может и доходит до глупой лжи. В зале делегаты пленума все чаще смеялись, Молотову и Калинину пришлось попросить им замолчать. Продолжая отрицать все обвинения Бухарин заявил, что Ефим Цетлин, некогда самый близкий к нему человек, лжет о том, что он (Бухарин) лидер правого заговора. Причина якобы уже личная ненависть. Он снова и снова всех обвинял во лжи и на этом фоне у него состоялся диалог с Сталиным: