Выбрать главу

«Эффект Козловского — Ламарка — явление, открытое американскими исследователями поведения преступников М. Козловским и П. Ламарком…»

— А вы прилежный ученик, как я посмотрю? — с ехидцей сказала Николь Шваттке, хлопая коллегу по плечу.

Откуда она взялась? Еще подумает, что он выслуживается! Штенгеле захлопнул словарь.

— Неужели вы все еще пользуетесь бумажной версией Брокгауза? — насмешливо спросила девушка. — Может, быстрее будет погуглить?

Поставив книгу на место, к остальным пяти томам энциклопедии, изданной в 1958 году, Штенгеле задумался: что же такое, черт побери, «погуглить»? Похоже, здесь намечался маленький конфликт поколений.

Коллеги шли по улице. Еннервайн с задумчивым видом шагал позади всех. Что-то трепыхалось в его долговременной памяти, и он мог сказать лишь одно: «Я где-то видел это или даже записал». Однако вспомнить, что именно, гаупткомиссар так и не смог.

12

В судебном морге лежали двое мужчин — каждый на своем столе высотой до колена. Как многое они могли бы поведать о вчерашнем вечере! О том, что прозвучало после пресловутого пир-рили — удар или «р-р-румс!» — и куда девалась женщина, оставшаяся стоять в проходе. Эти люди, без сомнения, стали бы ценными свидетелями. Однако они были мертвы и уже ничего не могли рассказать.

Гаупткомиссар Еннервайн и полицейский психолог Мария Шмальфус дожидались судебного медика, который где-то пропадал. Наверное, они пришли слишком рано. Им оставалось только ждать, глядя на бледные полуголые тела, залитые ярким неоновым светом. Голова Евгения Либшера была накрыта простыней. Психолог отвернулась и прижала ко рту носовой платок.

— Мария, вам нехорошо?

— Нет-нет, ничего, все в порядке.

— Какие-то странные у них секционные столы. Слишком уж низкие.

— А какой высоты они должны быть? Просто я в таком заведении впервые…

— То есть как это? Впервые в судебном морге? Разве у вас не было обязательной практики?

— Мне как-то удавалось отлынивать от подобных экскурсий.

Столы, на которых лежали Штоффреген и Либшер, и в самом деле были не выше журнальных столиков. Но вот наконец пришла судмедэксперт и села на винтовой стул. На груди у дамы висел бейджик, но в нем было пусто. Еннервайн и Шмальфус поздоровались с безымянным специалистом за руку и представились.

— Нас интересуют вот эти, — кивнула Мария в сторону мертвецов.

— Ну естественно, что же еще вас может интересовать? — с легким раздражением отозвалась патологоанатом.

— Тогда давайте сразу же перейдем к делу, — произнес Еннервайн, указывая на труп Либшера. — Снимите с него простыню, пожалуйста.

— Вы и правда хотите увидеть его лицо? — спросила судмедэксперт.

— Да. Мы знаем, что он страшный.

Госпожа доктор Без-Имени подъехала на стуле к телу Либшера и сдернула с его головы простыню. Еннервайн с Марией невольно сделали несколько глубоких вдохов и выдохов.

— Пожалуйста, составьте заключение так, чтобы его понял даже непрофессионал, — попросил гаупткомиссар.

— Обширная геморрагия лица, что тут еще скажешь. Иными словами, кожные покровы отделены в направлении снизу вверх, сорваны в результате удара острым предметом или пореза. Нос отрезан целиком, так, где он у меня? Сейчас найду… Желаете взглянуть?

Еннервайн энергично отмахнулся.

— Огромная потеря крови, да. Если в нем что-то и осталось, то не больше наперстка.

— Так он умер от кровотечения?

— Нет. И смерть вызвана вовсе не повреждениями лица.

— То есть вы хотите сказать, что с таким… лицом еще живут?

— Недолго, конечно, но тем не менее. Ведь после получения этой травмы он какое-то время был еще жив. Причина смерти, если выражаться понятным для всех языком, без единого иностранного слова, — это раздробление грудной клетки и повреждение легкого обломком ребра в результате сильного удара тупым предметом.

— Значит, так: травматический пневмоторакс, — сообразил Еннервайн, употребив все те иностранные слова, которых так тщательно избегала судмедэксперт по его же просьбе. — Можете снова прикрыть его.

— У меня есть один сугубо теоретический вопрос, можно? — произнесла Мария, пытаясь сделать проницательное выражение лица. — Представьте себе этого господина живым. Вот он стоит передо мной. Как я должна поступить, чтобы разделать его… вот этак?