— Да он и вчера не особенно сопротивлялся, когда я отбирал у него фотокамеру, — сказал Остлер. — Этот тип держит нас всех за первобытных идиотов. Слушайте, а вдруг он скопировал свои снимки на какой-нибудь миниатюрный носитель информации, который можно элементарно спрятать? Само собой разумеется, карманы я у него не проверял…
— Это вполне возможно. Вот купим завтра местную газету, все сразу и выяснится.
— А вы поняли, что такое каньонинг? — спросила у Николь женщина-полицейский в звании обервахмистра, входившая в команду Беккера. — А то я не расслышала.
— Н-нет… Может быть, что-то вроде пудинга, — рассеянно ответила Шваттке. — Но точно не знаю, я не местная.
18
— Тут явно замешаны русские!
Столики завсегдатаев в пивных обычно представляют собой «кротовые норы», ведущие в прошлое — по меньшей мере в пятидесятые годы, и столик в пивной «У рыжей кошки» не был исключением из этого правила. Произнеся зловещую фразу про русских, Бальтазар Хакльбергер даже сам немного испугался. Схватив свою здоровенную кружку пива, он выпил ее до дна так поспешно, словно в любую секунду был готов умереть от жажды. Русский человек все еще слыл жупелом в здешних местах, русский с остро наточенным ножиком в кармане, этакое чудовище, для которого в меню ресторанов теперь услужливо вписывали строчки на кириллице. Стойкие антиславянские настроения, которые, наверное, никогда не будут полностью искоренены из сердца Центральной Европы, все-таки кажутся немного странными для Баварии, ведь предки местного населения прибыли сюда около двух тысяч лет назад именно с востока, с берегов Волги и Днепра. Считается, что древние племена двигались оттуда, заселяя заповедные тогда еще местности между Шпессартом и Карвенделем. Толика татарской крови, которая текла и в жилах Бальтазара Хакльбергера, не помешала ему снова повторить ту фразу, на сей раз со зловеще-констатирующей интонацией. И все присутствовавшие в питейном заведении недовольно загудели и заворчали, издавая первобытные звуки, судя по всему, служившие для выражения задумчивого согласия.
Привычное священнодействие, так называемая сумеречная кружка пива, обычно начиналось в пивной «У рыжей кошки» ближе к вечеру, хотя и задолго до настоящих сумерек, однако сегодня в заведении было не протолкнуться еще с раннего послеобеденного времени. Здесь собралось общество румяных бодрячков, одетых в засаленные кожаные штаны и тирольские шляпы с пышными кистями из волос серны, и эти, казалось бы, «вечнозеленые кедры» несли на себе явную печать надвигающейся старости. Надо заметить, что над столиками завсегдатаев в пивнушках всегда как будто бы сгущаются сумерки, несмотря на белый день, но немытые и заставленные всяким хламом окна этого заведения создавали еще большую преграду для солнечных лучей. Информация о вчерашних событиях поступала сюда нерегулярно, обрывками, и хотя многие из собутыльников даже были непосредственно на месте происшествия, все равно никто не мог сказать ничего определенного, ведь им хватило забот по спасению пострадавших и предотвращению самого худшего! Пожилые красавцы крепко сжимали свои стаканы, некоторые даже обеими руками. Они пытались согреть пенный напиток теплом своих рук, поскольку у многих уже начались возрастные проблемы с желудком или почками, а теплое пиво, по слухам, гораздо полезней холодного. Казимир Хальбенталер, крепкий девяностолетний мужчина, даже просил официантку нагревать его пиво до легкого кипения. Во время войны он служил в части, стоявшей во Франции, и поэтому постоянно кричал: «Мария! Une bière chaud-froid[8]!» — за что его прозвали Шофруа. Итак, Кази-Шофруа велел официантке подогреть свое пиво, поскольку желудок у него уже не тот, что в молодости, и почка осталась только одна, но как же не поддержать компанию? Этот мастодонт всегда активнейшим образом участвовал в обсуждениях, и никого не удивило, что и он закивал Хакльбергеру:
— Точно. Без русских тут не обошлось.
В это блистательное созвездие старожилов не мог пробиться ни один чужак, и такое положение вещей сохранялось уже очень долго, несколько столетий. Конечно, за соседними столами можно было заметить и американцев, и японцев, и немцев из других федеральных земель, и — правда, до крайности редко — жителей небольших соседних городков, которые по тем или иным причинам задержались в этих краях и хотели промочить горло. Однако столик завсегдатаев был табуирован для всех пришлых. В пивной «У рыжей кошки» все прекрасно знали друг друга с незапамятных времен. Теплая компания из двадцати — тридцати мужчин, с достоинством носящих свои баварские одежды, внимательно смотрела на Тони Харригля — единственного стоявшего, а не сидевшего за длинным столом. Харригль любил произносить речи стоя. Член совета общины, он время от времени заглядывал сюда на огонек и подсаживался к старожилам, чтобы проверить на этой особенной публике те или иные аргументы. Итак, Харригль начал рассказывать свою невероятную историю, и вскоре все затопали ногами, забарабанили по столу кулаками и закричали: «Ну надо же!» и «Давай поживей, не отвлекайся!»
8
Chaud-froid (