Сотрудники, составляющие ядро Четвертой комиссии по расследованию убийств, решили пройти короткое расстояние от культурного центра до полицейского участка пешком. Еннервайн намеренно отстал от коллег и дождался, когда они пропадут из виду. Затем сделал небольшой крюк, дабы окончательно удостовериться, что недавнее обострение болезни больше не повторится. С содроганием гаупткомиссар вспомнил, как с ним однажды случился припадок прямо посреди важного совещания. Ему удалось выйти из сложной ситуации ценой нечеловеческих усилий. Еннервайн остановился, выполнил ряд гимнастических упражнений, пробежался, перешел на переменный шаг, сделал несколько растяжек и замысловатых скачков на псевдоакробатический манер, подпрыгнул на фоне безоблачного неба с пронзительным воплем «Чака!», извиваясь в броске под названием «Семь носорогов нападают на тигра» из арсенала боевого искусства краби-крабонг, — и все это без видимых негативных последствий для организма. Значит, нового приступа не предвидится, а неприятный эпизод на лестнице культурного центра — это всего лишь небольшое испытание на прочность, легкое, преходящее недомогание, из-за которого вовсе не обязательно сломя голову мчаться к врачу и прерывать службу на благо государства.
Гаупткомиссар уголовной полиции Губертус Еннервайн, отмеченный всеми возможными наградами и поощрениями, пользующийся авторитетом у коллег и начальства за стопроцентную раскрываемость преступлений, гроза уголовников, идеал законопослушных граждан, страдал тяжелым заболеванием, перед которым бессилен даже целебный воздух предальпийского курорта. Он страдал агнозией движения. Еще полгода назад, едва придя в себя после первой атаки этой редкой болезни, Еннервайн полез в Интернет и внимательно изучил всю найденную информацию по теме. Точное определение его недуга звучало так: акинетопсия, вызванная повреждением в области V5 экстрастриарной зрительной коры. Это означало неспособность или по крайней мере ограниченную способность воспринимать движущиеся объекты. Мир уже не представал перед Еннервайном в образе динамичного фильма, а виделся ему чередой статичных фотографических кадров, следующих друг за другом. Агнозия движения проявлялась у него не постоянно, а время от времени, с довольно большими перерывами. За последние полгода было четыре сильных приступа акинетопсии, примерно одинаковой интенсивности, без прогрессирования. Еще ни одна живая душа на всем белом свете не знала об этой беде гаупткомиссара. Замкнутый, скрытный индивидуалист, Еннервайн не видел в своем окружении никого, с кем можно было поделиться подобными проблемами. Начались они полгода назад, после незначительной травмы, или даже не травмы, а так, пустякового ушиба, каким иные люди и счету не знают. Все случилось на занятиях футболом, но, что самое обидное, не на товарищеском матче, не в героической схватке с левым крайним нападающим, не в отчаянной игре головой с каким-нибудь исполином из полицейского главка, вымахавшим под два двадцать, — он всего лишь играл с маленьким сыном соседки на площадке за домом. В какой-то момент резиновый мяч случайно закатился под стол, Еннервайн полез за ним и слегка стукнулся головой о столешницу — казалось бы, почти совсем не больно. Повернувшись к саду, он впервые увидел одну из тех непостижимых сцен, какие отныне будут развертываться перед ним при каждом новом припадке. Бесспорный факт: соседский мальчишка носился по газону — туда-сюда-обратно, по диагонали, по кругу, то вперед, то назад. Он визжал и что-то выкрикивал, и Еннервайн слышал, что ребенок бегает. Да-да, двигается, и очень активно. Однако видел он совершенно другую картину: мальчуган возникал то справа, то слева, но выглядел при этом как замершая, статичная картинка, нечеткий шаблон, вписанный кем-то в садовый ландшафт. Вдруг нерезкое изображение исчезло — и так же неожиданно появилось в другом месте. Внезапно ребенок завис в воздухе — наверное, он просто разок подпрыгнул, но Еннервайн видел его тень, неподвижно парящую над зеленью газона! Окружающий мир стал для Еннервайна неким подобием комиксов, не хватало только «облачков» с текстом, пририсованных ко ртам персонажей. Однако эти облачка очень пригодились бы, ведь звуки шли вразрез с изображением. Он стоял под столом на коленях, наверное, слишком долго — перед ним возникла тень мальчика, похожая на какого-то монстра. Еннервайн слышал — ребенок что-то говорит ему, но движений его рта разобрать не мог. Он попытался дотронуться до фигурки, стоявшей прямо перед ним, но рука описала дугу в пустоте.
— Что с тобой, дядя Губси?
Знакомый голос звучал как будто бы со стороны.