— А что дальше?
— Вот оттуда-то и растут ноги. То есть отпечатки пальцев итальянского министра.
— То есть…
— Эта особая услуга существует на черном рынке уже давно. Мы стартовали с ней в Австрии, Германии и Италии, затем охватили остальные страны Европы. Завербовали целый ряд официантов, барменов, уборщиц, посудомойщиц, которые собирают отпечатки пальцев тысячами — и какие-то из них вполне могут когда-нибудь пригодиться. Вот так все просто.
Все снова замолчали. Так вот, значит, почему отправили в отставку немецкого министра и неожиданно для всех прекратили производство по делу, возбужденному против чиновника. Деловые партнеры приняли несколько новых перспективных решений, выпили еще вина и пива. Потом полюбовались в бинокль на разноцветные купола парапланов, парящих над крупноволокнистым скалистым мясом Цугшпитце.
— Значит, решили прогуляться по горе Штепберг! Ну-ну. Если теперь прокрасться за ними потайной тропой, то можно поголовно истребить целый отряд полицейских!
Троица от души расхохоталась. Остаток вечера прошел в блаженном спокойствии. Наблюдение за изящными маневрами парапланов, стартовая площадка для которых находилась на вершине горы Остерфельдеркопф, доставило Гразеггерам и их гостю немало приятных минут. В конце концов Урзель с Игнацем отправились на традиционную прогулку в центр городка, чтобы сфотографироваться перед газетным киоском.
34
Еннервайн с трудом выпутался из старого театрального занавеса, едва позволявшего ему шевельнуться. Снял пиджак и осторожно положил служебный пистолет и портмоне рядом с собой, на пыльный пол. Потом снова закутался в плотную ткань. Оружие у него наготове, вот оно, тут, под рукой. Теперь гаупткомиссар чувствовал себя гораздо лучше. Наверху было жарко и душно, солнце безжалостно наяривало по чердаку, нагревая его, будто теплицу. Наконец внизу раздалось негромкое пир-ри-ли-пи — значит, концерт начался. Подчиненные Еннервайна, небольшая оперативная бригада «Три Ш» (Шваттке, Штенгеле, Шмальфус), по официальной версии давно отбывшая в Мюнхен, распределились по зданию и ждали в условленных местах. Вдобавок на балконе сидели Беккер и еще несколько экспертов-криминалистов — Еннервайн не подозревал, что эти люди интересуются фортепианной музыкой эпохи романтизма. Остлер и Хёлльайзен, знающие местность как свои пять пальцев, бродили вокруг культурного центра, ведя наружное наблюдение.
Пирр-пирр-пю-рю-лю-пю… Здесь, в засаде, лежал предводитель охотников, умелый установщик капканов и знатный ловец негодяйчиков в баварских костюмах. Он замер под толстым занавесом, обливаясь потом и беззвучно ругаясь. Пирр-пирр… Губертус закрыл глаза. Необходимо было сконцентрироваться на том, что ждало его здесь, на чердаке. Он пытался абстрагироваться от доносившейся снизу музыки и чутко прислушивался к остальным звукам. Потрескивание деревянных деталей. Щебетание птиц на крыше. Отдаленный шум автомобилей. Еще — собственное дыхание, глухой шорох занавеса. Еннервайн готов был поспорить, что владелец флешки уже находится в здании — возможно, даже сидит в зрительном зале, дожидаясь момента, когда музыка будет особенно громкой. Тогда он осторожно встанет, проберется к выходу и поднимется сюда. В таком случае Еннервайн должен получить эсэмэску от Штенгеле. Однако может случиться так, что незнакомец спрячется в каком-то другом уголке здания. Это контролирует Николь Шваттке, затаившись неподалеку от входа на чердак. Если кто-нибудь придет с той стороны, она также пошлет эсэмэс. До сих пор никаких сообщений не поступало. Еннервайн терпеливо ждал.
Пии-ри-ли-пу. Хотя гаупткомиссар отчаянно пытался сосредоточиться на «местных» звуках, ему это никак не удавалось. Его мысли неуклонно возвращались к коллективному восхождению на Штепберг, предпринятому несколько дней назад. Незабываемая прогулка при великолепной погоде. В кафе на высокогорном лугу коллеги отведали отменного шмаррена по-королевски, а специалист по акустике развлек их тем, что простукивал своим молоточком разные деревья и называл их возраст. И опять Еннервайн не решился посвятить Марию в свою тайну. Либо у него просто не хватило духу, либо день был слишком прекрасен для таких признаний с далеко идущими последствиями. Кроме того, Хёлльайзен рассказывал одну историю за другой. Пир-рили-пи! О курорте и о разных знаменитостях, которые здесь бывали. Так, в 1969 году на площади перед этим самым концертным залом произносил предвыборную речь Гюнтер Грасс, и отец Хёлльайзена ради такого случая отпросился со службы. После мероприятия мужчины собрались в пивной «У рыжей кошки», и писатель, несмотря на поздний час, заявил, что голоден. Он пожелал отведать чего-нибудь типично баварского, и Хёлльайзен-старший повел его в родительскую мясную лавку, чтобы угостить белыми колбасками. Бабка Хёлльайзена-младшего не слишком-то обрадовалась нежданным гостям, но, несмотря на полуночный час, встала к рабочему столу, набила фаршем и отварила несколько свежих колбас. Будущий нобелевский лауреат попросил ее перечислить национальные баварские святыни. Ими оказались: пленка от телячьих мозгов, вареная телячья головизна, свиные кишки, отбитые молотком сухожилия, кости, жировая ткань и, пожалуй, вяленое вымя. Грасс, большой любитель всяческих неаппетитных описаний, в том числе кулинарных, пришел в восторг и скрупулезно все записал. «Отлично, именно это мне и надо», — сказал мэтр. С тех пор семейство Хёлльайзенов прилежно покупало все новинки Гюнтера Грасса, надеясь встретить в них историю про белые колбаски, но их ожидания до сих пор так и не оправдались.