Комиссар хитроумно начал издалека — с лопаты.
Обе допрашиваемые согласно, хотя каждая по отдельности, признались, что про лопату им кое-что известно. Они видели ее в разное время. Возможно, это были две разные лопаты. Сделали ее вручную. Сама лопата, то есть металлическая ее часть, сделана была на заводе, из замечательной хирургической стали, хотя черт знает, как там на самом деле, потому что какой завод будет выпускать лопаты из хирургической стали? Но вот профилирование, форма и заточка — это уж точно ручная работа. Обе дамы собственными глазами видели, как продвигалась работа. Именно что видели по очереди, и каждая — в свое время.
— Это был маньяк, — с отвращением сказала старшая, носившая в жизни такое количество фамилий, что Возняк предпочел звать ее по имени. Иоанна. По крайней мере нормальное имя. — Я не сразу сообразила, но сейчас я в этом совершенно уверена. Он точил и шлифовал все, что ему под руку попадало, менял форму и разглаживал. Он просто не умел спокойно сидеть и разговаривать, если не мог что-то мастерить руками. Невроз какой-то.
— Паранойя, — поправила ее младшая, Росчишевская, имя которой Возняк для разнообразия напрочь забыл от волнения. — Если кто-то, закрывая на замок дверь развалюхи — чужого дровяного сарая, чистит от ржавчины и полирует старый засов, это просто не может быть нормальный человек. Он тогда даже на поезд опоздал, — клиническая картина..
— А вы давно его знали?
— По-разному, — ответили обе дамы одновременно.
— Что значит «по-разному»?
— Мы его не вместе знали, а каждая по отдельности, — объяснила Росчишевская.
— И мы с ней друг о дружке ничего не знали, — добавила Иоанна — Мы с ней только предполагаем, что это один и тот же тип, а не двое разных.
Возняку показалось, что запутанная и сложная тема ускользает у него из рук. А, к черту хитрости!
— Это тот самый, о ком вы обе сказали, что один-единственный на свете может воспользоваться лопатой для совершения убийства?
— Вообще-то таких может быть много, — сделала оговорку Росчишевская. — Мы их всех не знаем.
— К тому же тот единственный, насколько я знаю, совершенствовал разные инструменты в несколько более прозаических целях, — с укоризной уточнила Иоанна.
— Так тот или не тот?! — прохрипел страшным голосом Возняк. — Вы же кого-то имели в виду! Этого или не этого?!
— Если говорить о маниакальной заточке всего, что под руку попало, то я о нем, — великодушно согласилась Росчишевская.
— Творца лопаты, — последовала ее примеру Иоанна. — Это он сумел бы. Что не означает, что он должен был кому-то отрубить голову и при этом не обязательно лопатой.
— А почему вообще вы о нем упоминаете в прошедшем времени? Он что, уже умер?
Тетки снова принялись отвечать хором.
— Я ничего такого не знаю, я много лет его не видела…
— Для меня умер. Был человек — и нет человека…
— …но он был в отличной форме, поэтому наверняка жив…
— …это для меня прошлое, к которому нет возврата, поэтому с тем же успехом он мог бы покоиться в могиле…
Возняк насильственно прервал дуэт:
— В могиле, не в могиле, но ведь имя и фамилия у него есть?! Как его звали! Имя, фамилия, адрес!
— Бартош Бартош, — ледяным тоном ответила та, что постарше, Иоанна.
Та, что помоложе, резко повернулась к ней.
— Что-о-о?! — спросила она в полном остолбенении, на сей раз хором с Возняком, и добавила — Откуда ты это взяла?!
— Не я, а он. Даже не он, а его родители. Богом клянусь, я сама видела документы: Иеремия и Ванда Бартош назвали ребеночка Бартошем. Он мне показал сам, потому что я отказывалась верить. Может, документы фальшивые…
Росчишевская опомнилась.
— «Ой, Бартош Бартош, не теряй надежды!»[4]. Наверняка фальшивые. Потому что он мне тоже сказал, что его зовут Бартош, но я своими глазами видела на квитанции за прокат лодки: «Бернард Марчик». Он мне эту квитанцию не показывал, а просто уронил, и я успела прочитать, но до этого он мне представлялся как Бартош. Слушай, может, это все-таки два разных человека?
— Ага, и один покоится в морге или где там еще, а второй отрубил ему голову? И оба маниакально точили все, что плохо лежит? Фигушки, это один и тот же человек, я его уже тогда знала, и… Ну ладно, признаюсь. Я сейчас сообразила, что я один раз видела тебя с ним, но только тогда не поняла, что это ты, потому что ты тогда выглядела, как ощипанная выхухоль. Но теперь мне кажется, что это была ты.
4
Первые слова так называемого «Краковяка Костюшко», марша польских повстанцев. —